Королева брильянтов

– У Гри-Гри… – она осеклась, но ей позволили использовать домашнее прозвище, – больное сердце. Врач предупреждал, что нужно серьезно лечиться, с этим шутить нельзя, но он ничего не слушал.

– Какое лекарство ему прописано?

– Раствор нитроглицерина. Врач строго указал, чтобы ничего иного не принимал. Бедный мой Гри-Гри, – женщина дала волю чувствам в тяжком вздохе.

Пушкин, кажется, забыл про жалость.

– Когда последний раз видели мужа?

– Вчера утром. Он собрался в ломбард, оделся, как обычно, уехал. Вечером я поехала к сестре Марине.

– У вас и третья сестра имеется? – не удержался Пушкин. – Неужели замужем за еще одним Немировским?

Ольга только кивнула.

– Марина Петровна замужем за старшим из Немировских. Наши семьи были тесно связаны. Отцы дружили, это ведь удобно, когда мальчикам готовы три невесты.

Пушкин не стал говорить, что думает про удобство в тонком деле женитьбы.

– Вы приехали в гости к младшей сестре, – напомнил он. – И что же?

– Ничего особенного, – ответила Ольга. – Засиделись за разговором. Вернулась от Марины довольно поздно, легла спать, а утром не нашла Гри-Гри.

– У вас разные спальни?

– Ну разумеется!

– Не найдя мужа, стали беспокоиться?

– Да, поехала его искать везде. В ломбарде приказчик его не видел. Мне стало страшно, я приехала к Ирине, потом не вытерпела неизвестности и упросила ее ехать со мной в полицию. Одна бы не смогла…

– Ваш муж носит перстень? – спросил Пушкин, невольно разглядывая очертания женской фигуры, в которой было на что посмотреть.

– Фамильный, его деда. Когда старший Немировский только пошел в гору, купил этот перстень. Потом передал своему сыну. А от отца достался Гри-Гри. Муж носил его на указательном пальце, размер перстня был слишком большим для безымянного. У Гри-Гри тонкие пальцы.

– Почему перстень достался не старшему сыну?

– Гри-Гри был любимчик отца… Пе-Пе… Простите, Петр Филиппович жутко завидовал, что перстень достался не ему. Предлагал все что угодно. Но Гри-Гри не отдавал. Считал талисманом удачи.

– Последние дни поведение вашего мужа было несколько странным, – не спросил, а сообщил Пушкин.

Ольга немного удивилась.

– Вы правы. Но откуда узнали?

– Что было причиной его беспокойства?

– Не могу об этом говорить, – довольно сухо ответила она.

– В тайнах нет смысла, – сказал Пушкин. – Особенно теперь.

– Это не тайны.

– А что же?

– Глупое семейное поверье.

– Бывают глупости куда большие суеверий. Прошу вас, не стесняйтесь. Обещаю, что не буду смеяться.

Ей потребовалось собраться с духом, чтобы начать.

– Это давняя история. Когда-то, много лет назад, наш свекор Филипп Парфенович совершил ужасную гадость, за которую должен был понести возмездие. Возмездие должны были понести и его потомки.

Страшная история не произвела на Пушкина никакого впечатления.

– Прошу простить, госпожа Немировская, это слишком туманно. Мне нужны факты.

– Что ж, извольте, – сказала Ольга. – Теперь и правда скрывать нечего. Старый Немировский убил свою любовницу, цыганку. Мать цыганки прокляла его страшным проклятием. Его и его род. Дело замяли, Немировский выкрутился, но есть силы, неподвластные взяткам.

– Это случилось двадцать лет назад в гостинице «Славянский базар»?

Ольга взглянула на него, словно ей назвали три заветные карты.

– Откуда вы… Об этом никто не знает.

От ответа Пушкин уклонился.

– Так что же напугало вашего мужа?

– Подошел срок исполнения проклятия, – ответила Ольга. – Двадцать лет… Гри-Гри места себе не находил, стал злым, нервным, раздражительным. С его сердцем надо нервы беречь, а он…

– У вас дома хранятся ювелирные украшения?

Вопрос оказался неожиданным.

– Да, мои и сестер.

Пушкин поднялся так резко, как будто заноза вылезла из обивки.

– Поедемте к вам домой. Прямо сейчас. Не возражаете?

Возражений в женском сердце не осталось. Ольга согласилась безропотно.

19

Зимние сумерки укутали Никольскую улицу. Уличные фонари кое-как боролись с тьмой. Впрочем, не очень успешно. Пешеходам приходилось рассчитывать больше на удачу, чем на освещенный тротуар. Даже городовой растворился в ночи. Напротив «Славянского базара» остановилась скромная пролетка. С нее сошла дама и тщательно оглядела улицу в оба конца. Ничего подозрительного не заметила. А потому перешла на другую сторону. Часто оглядываясь, будто готовилась пуститься наутек.

Замерзший швейцар, окинув даму взглядом, открыл перед ней входную дверь. В холле было пустынно. Из ресторана доносилась музыка. Дама подошла к конторке портье, который куда-то отлучился. Ждать пришлось недолго. Заметив, кто его дожидается, Сандалов чуть не оступился на лестнице. И чуть было не повернул обратно. Трусость не красит, ему пришлось идти до конца. То есть до своей конторки. На даму он старательно не взглянул, хотя она дарила ему чарующую улыбку. Под вуалью.

– Что вы здесь делаете? – процедил сквозь зубы Сандалов.

– Варежку потеряла, – ответили ему. – Варежку мою не находили? Очень мне она дорога.

– Не было никакой варежки. Уходите.

– Гоните одинокую даму? В ночь?! Хороша гостиница, нечего сказать.

Сандалов собрал всю выдержку, какая у него осталась после тяжелого дня.

– Сейчас рано. Его еще нет…