Королева брильянтов

– Там разберутся.

– Я… Я работаю на сыскную полицию! – сама не ожидая от себя такого, выпалила Агата.

Городовые усмехнулись:

– Оно и видно.

– Вы не смеете… Не смеете меня задерживать… Я помогаю самому господину Пушкину!

– Он предупредил, что врать будете, – сказал городовой, мягко беря ее за локоть.

Привычка оказалась сильнее. Агата выдернула руку и кинулась к улице, надеясь, что молодая прыть выручит, что городовые в шинелях и с шашками на боку неповоротливы и что вообще мужчины соображают туго.

У нее почти получилось. Она была в шаге от спасительного порожка, оставалось только выскочить в дверь. Дальше – ночь, переулок и быстрый бег, который никогда не подводил. Спасение было рядом. Только руку протяни. Агата изо всей силы ударила в дверь, стекло жалобно застонало под хрип колокольчика. В лицо ударил мороз. Еще рывок, чтобы захлопнуть дверь перед носом городовых, и дальше не поймать. Оставалось совсем чуть-чуть…

17

Опыт нашептывал: если заваруха началась, то так и пойдет, пока не закончится. После обнаружения тела в четвертом номере вчера ночью, после суматохи, что случилась нынче, хорошего ждать не приходилось. Сандалов был уверен, что случится еще что-то. Оно и случилось. Чиновник сыскной полиции вид имел такой, будто неприятности витали у него за спиной. Как змеи у медузы Горгоны. Сандалов был беззащитен перед змеями. Щит его состоял из почтительной улыбки. Даже в невинной просьбе сыщика ему показалась скрытая угроза.

Тем не менее он аккуратно развернул книгу регистрации гостей, предоставив ее в полное распоряжение чиновника. Нормальный человек водил бы по строчкам записей пальцем. Но чиновник сыска молча уставился в страницу, только глаза бегают.

– Номер перед заездом гостя тщательно убирают?

– Как иначе?! – поразился портье. – У нас гостиница первого разряда. «Славянский базар» – это имя!

– Мне нужны подробности.

– Каждую пылинку сметают. Ни соринки не пропустят! Перины взбивают, подоконники протирают, да что там…

– Складки штор?

– Непременным образом! Чистота и порядок исключительные.

– Где этот номер? – вдруг спросил Пушкин, указав пальцем на запись.

Сандалов так хорошо знал свою книгу, что мог читать вверх ногами.

– На втором этаже.

– В том же коридоре, где и четвертый номер?

– Именно так, в самом конце.

– Гостей записываете сразу, в день приезда?

Портье выразил недоумение.

– Как же иначе?! У нас все строго, извольте заметить…

– Господин этот прибыл девятнадцатого декабря, днем…

Пришлось чуть сощуриться, глаза уже не те, и склонить голову.

– Совершенно верно, – ответил Сандалов, присмотревшись к записи.

– Когда выехал из гостиницы?

– Как можете видеть: росписи о выезде нет. Господин проживает. Оплачено вперед на неделю.

– Частый гость у вас?

– Первый раз, – ответил Сандалов и на всякий случай прочел фамилию: – Немировский Виктор Филиппович. Нет, не наш завсегдатай.

Сандалову жестом указали отодвинуться, чтобы не загораживал ячейку с ключами. Ключ от двенадцатого номера был на месте.

– Когда господин Немировский ушел?

– Да разве возможно за всеми уследить! – искренне ответил Сандалов. Тем более гость неприметный, особых пожеланий не высказывал. – Человек свободный, может делать что хочет.

Господин из сыска снова уставился в книгу.

– Не могу найти, кто живет в соседнем с четвертым номере, – сказал он.

Еще бы мог! Тут помнить надо или всю книгу внимательно изучить.

– Сеньор Альфонс Коччини, – ответил Сандалов так, будто речь шла о коронованной персоне. – Известный фокусник, выступает с гастролью в театре Мошнина, мировая знаменитость, можно сказать. Все нашу гостиницу знают и ценят.

Кажется, на Пушкина громкое имя не произвело никакого впечатления.

– Когда приехал? – только и спросил он.

– С месяц назад, как раз под начало выступлений. Газеты пишут: изумительное представление. Особо отмечают фокус с исчезновением.

К рассказу портье интерес не проявили. Господин снова уткнулся в книгу, как ястреб, что выискивает добычу. Сандалов убедился, что человек этот дурно воспитан, мрачен. И подъехать к нему будет трудно, если вообще возможно. Неприятная, холодная личность, будто не свой, не московский.

– Прибыл девятнадцатого декабря… Алоизий Кульбах, – прочел неприятный господин вслух. – Германский подданный?

Сандалов оказался в ситуации, когда нужно было выбирать между честью портье, который не должен разглашать сведения о постояльцах, и шансом угодить в участок. Фактически выбора не имелось.

– Только между нами, – просительно сообщил он. – Дело в том… Дело в том, что это не совсем простой постоялец.

– В чем его сложность?

– Известный медиум. Знаменитость. Он не совсем германский подданный… Вернее, совсем не подданный, но просил записать так, чтобы не раскрывать инкогнито. Творческая натура, имеет дело с миром духов.

Судя по записи, известная в мире духов личность проживала в номере восемь.

– Тоже на втором этаже? – спросил Пушкин.

Сандалов подтвердил.

– Как его настоящее имя?