Королева бурь

— Кассандра не родит мне детей. Я не стану подвергать ее такой опасности. Кроме того, я поклялся над пламенем Хали поддерживать права детей брата, будь они законными или недестро.

Рената почувствовала, как слезы, уже много дней просившиеся наружу, закипают в глазах, грозя хлынуть неудержимым потоком.

— Да, ты дал клятву, — жестко сказала она, стараясь овладеть собой. — Но сознаешь ли ты обязательства перед короной, Эллерт?

— Мне не нужна корона, — ответил Эллерт.

— Ну, я-то тебе верю, — язвительно произнесла Рената. — Но разве твой брат когда-нибудь в это поверит?

— Не знаю. — Юноша снова вздохнул. Неужели Дамон-Рафаэль действительно думает, что Эллерт не сможет противостоять искушению вырвать владычество над Доменом — или корону — из рук своего брата? Или же он просто хочет, чтобы могущественный лорд Алдаран чувствовал себя обязанным перед Элхалином? Дамону-Рафаэлю понадобятся союзники, если он решит бороться с принцем Феликсом за трон Тендары.

Но эта борьба откладывалась на неопределенное время. Старый король Регис все еще цеплялся за жизнь, а члены Совета не беспокоили монарха на одре болезни. Но когда король, согласно обычаю, упокоится в гробнице рядом с предками, тогда… тогда Совет незамедлительно потребует от принца Феликса доказательств законности прав на престол.

— Эммаска мог бы стать хорошим королем, — заметила Рената, без усилий проследив ход его мыслей. — Но он не может основать династию. В одной из последних депеш я прочла, что Кассильда так и не оправилась после рождения сына и умерла через несколько недель. Теперь у твоего брата есть законный наследник, но он снова ищет себе жену. Без сомнения, сейчас он укоряет себя за поспешность, с которой позволил тебе жениться на Кассандре.

Губы Эллерта скривились от отвращения. Он вспомнил слова Дамона-Рафаэля, сказанные незадолго до его свадьбы: «Если Кассильда умрет, а в последние несколько лет она не раз была близка к этому, то я смогу взять Кассандру себе». Как мог его брат говорить такое о женщине, родившей ему полдюжины детей и видевшей, как они умирают один за другим?

— Может быть, оно и к лучшему. — Голос Эллерта звучал так мрачно, что Рената не смогла удержаться от слез. Он нежно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. — Что случилось, кузина? Ты всегда с готовностью облегчала бремя моих забот, однако никогда не говорила о своих горестях. Что тебя гнетет?

Он обнял ее, но то было прикосновение брата, а не любовника, и Рената хорошо это понимала. Она расплакалась. Эллерт ласково погладил ее волосы.

— Расскажи мне, чиа, — попросил он так ласково, словно она была девочкой возраста Дорилис. Рената с трудом совладала со слезами, но голос дрожал от сдерживаемых рыданий.

— Я еще не говорила Донелу. Мне хотелось иметь ребенка от него. Если бы я забеременела, мой отец не мог бы вынудить меня вернуться домой в Эдельвейсе и выйти замуж за того, кого он выберет для меня. Я действительно понесла, но через день-другой во время наблюдения обнаружила, что ребенок будет женского пола. Поэтому я…

Она сглотнула. Эллерт ощущал ее страдание, как физическую боль в своем теле.

— Я не могла позволить ей жить. Я… я не сожалею об этом, да и кто мог бы сожалеть, зная о проклятии, наложенном на род Рокравенов! И однако, когда я смотрю на Дорилис, я не могу не задумываться о содеянном. Мне пришлось убить будущую девочку, которая могла бы стать такой же — прекрасной, и… и…

Ее голос сорвался, и она снова безутешно разрыдалась на груди у Эллерта.

«Я думал, что смогу убедить Кассандру сделать подобный выбор…» Эллерту нечего было сказать. Он обнимал Ренату, молча глядя в пространство. Через некоторое время она успокоилась и прошептала:

— Я знаю, что поступила правильно. Так следовало поступить, но я… я не смогла сказать Донелу.

«Во имя всех богов, что мы творим с нашими женщинами? Какое зло мы уже причинили себе и своим потомкам! Святой Носитель Вериг, это благословение, а не проклятье, что я разлучен с Кассандрой!»

В следующее мгновение Эллерт увидел перед собой лицо Кассандры, искаженное страхом — таким же страхом, какой он видел на лице Ренаты. Отгоняя назойливое видение, он крепче прижал к себе девушку и тихо произнес:

— Все же ты знаешь, что сделала правильный выбор, и надеюсь, это знание придаст тебе сил.

Медленно, подыскивая слова, он рассказал Ренате содержание одного из своих видений, в котором он видел ее на последнем месяце беременности — отчаявшуюся, охваченную безысходным ужасом.

— В последнее время я этого не видел, — заверил он. — Наверное, такая возможность существовала в то короткое время, пока ты в самом деле была беременна, а потом… потом это будущее просто исчезло, так как ты совершила поступок, зачеркнувший его. Не надо жалеть.

— Я знаю, что поступила правильно, — ответила Рената. — Однако в последние дни Дорилис стала такой милой, такой ласковой и послушной! Теперь, когда она до некоторой степени овладела своим лараном, грозы над долиной уже не бушуют с прежней силой.