Пришло и ушло лето, за всеми вечеринками я жадно наблюдала из окна, и видела рядом с ним других женщин — молодых и красивых. Поэтому все подоконники в моей большой пустой комнате — залиты слезами.
Я была похожа на королеву из сказки, которую заколдовала злая фея и заперла в башне. И никто меня не спасал, никто не вызволял.
Осенью я сильно заболела, из памяти выпали недели. Меня обнаружили уже с сильнейшей пневмонией, девчонки забили тревогу, и я чуть не умерла. Тогда я впервые за девять месяцев увидела его рядом с собой.
Он зашёл в комнату, долго смотрел на моё худое, заострившееся лицо, больные, плавающие в жару, глаза, и в его взгляде я на доли секунды поймала боль.
После этого меня стали выводить гулять, я была очень слаба, долго выздоравливала, и просто сидела на лавочке, прикрыв глаза и закутавшись в куртку. Выводил меня Павел, когда был не нужен Стасу, иначе говоря, когда был свободен, а босс дома. Мы с ним поначалу не разговаривали, слишком большую пустоту он видел в моём взгляде. Но потом однажды вдруг сказал: — Не мучайся так. Он никого не любит кроме тебя.
Я вздохнула. Мне очень хотелось спросить, почему он так считает, тогда почему я здесь, но промолчала. Наверное, боялась услышать пустые предположения человека, который хотел просто успокоить.
Лучше помечтать. Оставить себе надежду на закуску, вернее, на долгий, очень долгий вечер. До сих пор для меня было загадкой, почему же так Вадим боялся меня, что пришлось устранить. Сама себе я казалась безобидной мошкой.
В день рождения Стаса в доме был большой праздник, Павел прямо с утра оказался занят, и я осталась сидеть в комнате безвылазно. Вечер затянулся, спать всё равно я бы не смогла, и поэтому сидела в кресле и читала роман современной американской писательницы о любви. Принесла мне его Лиля — романтик в душе. Горел только нижний свет, настольная лампа, я вечером его любила включать, так больше чувствовалась ночь. Меня частенько одолевала бессонница от безделья, и я засыпала только к утру.
В коридоре то и дело я слышала смех, один раз даже чьи-то причитания, но к моей двери никто давно уже не совался. Поначалу несколько раз во время вечеринок кто-то из парней подходил и зло шутил про то, чтобы я впустила их, и они развлекут меня, а то я, наверное, скучаю там одна. Но постепенно обо мне забыли. Абсолютно все.
Я наверняка задремала, потому что даже не услышала, как повернулся в замке ключ, как открылась дверь. Вдруг резко открыв глаза, я увидела перед собой Стаса в чёрных джинсах и с голой грудью. Я испугалась и чуть не закричала, попытавшись поджать под себя ноги.
Он встал на колени перед креслом, молча глядел на меня и неровно дышал.
— С днём рождения, — медленно произнесла я, сжав коленки.
Он положил горячие ладони мне на ноги и развёл их в стороны, устраиваясь между ними и расстёгивая ремень на джинсах одной рукой.
Я, как под гипнозом, смотрела ему в его бездонные глаза и пыталась определить, издевается ли он, пришёл надругаться или с миром. Но кроме страсти и чудовищного желания я ничего не разглядела.
— Не надо, — опомнилась я, когда мой халат он сорвал одним движением.
— Хочу тебя, — выдохнул он в мои волосы и сделал то, за чем пришёл.
Меня пронзила острая боль, я совсем не была готова и боялась его. Зажмуриваясь от неё и плача, отвернулась, держась руками за сильные плечи, вмиг покрывшиеся потом. Он был как безумный, действовал быстро, целенаправленно, обнимая меня и трогая изголодавшимися руками, стискивая волосы в ладонях и оттягивая их назад. Это было насилие, вот только разве может изнасиловать любимый человек? Это самое жестокое из насилий.
После этого он ушёл, загладив свою вину губами и руками, утолив и мою похоть после своей.
Ни слова мне не сказал, ни жеста не сделал, в котором бы я увидела прощение себе — только секс — безудержный и жестокий.
И так продолжалось несколько месяцев — раз или два в неделю он отмыкал своим ключом глухой ночью дверь и делал со мной всё, что хотел, а я не противилась, потому что это было бесполезно.
Я несколько раз пробовала с ним заговорить, плакала, умоляла простить, говорила снова и снова, что я ни на кого не работала, но он меня не слышал и не слушал — только моё тело. Как же мне было больно от этого, как тяжко. Я словно билась о дверь, а она не открывалась.
В мае я поняла, что со мной творится что-то странное, я снова заболела, и на этот раз, наверное, точно должна была умереть, потому что не могла и крошки взять в рот, похудела ещё больше, не могла встать с постели — сразу кружилась голова и рвало.
Лиля говорила, что надо вызвать врача, вдруг у меня что-то инфекционное, но Нина только покивала головой и принесла мне тест на беременность. Я сильно покраснела, ведь никому я не говорила, что меня посещает Стас с февраля.
Тест оказался положительным, и я испугалась вдвойне.
Он не верил мне, не слушал меня, возможно, и не любил— как же отнесётся к ребёнку?
Нет — я знаю. Он сделает со мной то же, что и Вадим с Кристиной.
Я зажмурилась от страха и зарыдала.
* * *