Королева Камилла

Его охватило унылое разочарование. Он, конечно, не рассчитывал, что родители бросятся ему на шею и прослезятся, радуясь обретенному сыну но и столь ледяной вежливости тоже не ждал. А посмотреть на них! Конечно, понятно, что они не ходят в протокольных костюмах, но… оба выглядят просто оборванцами. Вроде тех, что копошатся на огородах позади его бунгало.

Выждав подобающее время, Камилла объявила, что пойдет наверх приготовить комнату. Услышав, что он намерен остаться на четыре долгих дня и три долгие ночи, она не на шутку перепугалась. Кто скажет, чем заполнять все эти часы? И чем его кормить? У них не осталось ни пенни, а из мяса в доме только собачий корм. Может, смешать банку «Педигри» с соусом карри и красным перцем?

Камилла села на голый матрас, со стопкой белья на коленях, и постаралась взять себя в руки. Наставления, полученные в швейцарском пансионате Мон – Фертиль, барабанной дробью стучали в голове. «Хозяйка должна сделать все, чтобы гость чувствовал себя непринужденно».

Камилла услышала, как Фредди трусит по ступенькам, и, когда он вошел, тихонько шепнула:

– Фредди, золотко мое, что ты думаешь о Грэме?

Фредди пролаял:

– Конфуций говорил: «Рыба и гость через три дня начинают вонять».

Камилла потрепала Фредди по спине:

– Эх, Фредди, жаль, что ты не умеешь говорить.

Вечером за ужином, состряпанным из сарделек – карри, одолженных у Тредголдов, и выкопанных в огороде овощей, Чарльз и Камилла сообща попытались узнать своего сына поближе. Аперитив из репяного вина развязал Грэму язык, и он добрых десять минут без остановки говорил про то, какие законы о безопасном быте в Эстонии, – про то, что их там нет.

Чарльз попробовал сменить тему и поинтересовался:

– Грэм, у вас есть сад?

– Да, в основном там только лужайка, но и несколько грядок шалфея и нарциссов есть. Это весной, конечно. А тюльпаны я не люблю. Никогда не знаешь, будут ли они в вазе стоять прямо, верно?

– Э… да, именно… э… тюльпаны ужасно… своевольны в поведении.

– Вы ездите верхом? – пришла на выручкку Камилла.

– На лошадях нет, – ответил Грэм таким тоном, будто на лошадях ему неинтересно, а вот верхом на верблюде или ламе, а то и на слоне его часто можно увидеть.

– А искусством вы интересуетесь? Живописью… э… ну, такими вещами.

– Современное искусство не люблю, по– моему, это жульничество, шимпанзе лучше нарисует. А что, у Майкла Джексона шимпанзе Бабблз нарисовал несколько вполне приличных акварелей. Его последнюю выставку скупили за час.

Чарльз, который сам баловался акварельками (как и Камилла), ощутил легкую обиду пополам с завистью к удачливому шимпанзе. Недавно он выставлял в торговом центре серию размытых «импрессий» переулка Ад, так ушла только одна работа – купила королева.

Когда они перешли к кофе, вопрос о Грэмовом рождении и усыновлении еще не был затронут. То и дело гладили собак, а Лео, Тоска и Фредди дивились, отчего к ним такое внимание? Фредди воспользовался моментом и исполнил свой коронный трюк – погоню за собственным хвостом. Смех Грэма нельзя было назвать мелодичным. Наконец Фредди, бешено крутясь, врезался в кофейный столик и опрокинул стакан с вином. Камилла прикрикнула на него, и вслед за этим в комнате повисло молчание.

Каждый из троих хотел бы оказаться в каком-нибудь другом месте. Наконец Грэм отправился спать, прихватив свой ингалятор и то, что назвал «книгой», – номер журнала «Ежемесячные блошки». По ходу вечернего разговора стало ясно, что Грэм страстный любитель этой игры и участвует в соревнованиях.

Уже лежа в постели и сознавая, что за стеной спит их сын, Чарльз прошептал:

– Наверное, игра в блошки требует отменной ловкости пальцев. Я хочу сказать, большие пальцы должны быть необычайносильными.

Камилла выставила в темноте большие пальцы:

– У меня они всегда были сильные. Я могла раздавить лесной орех между большим и указательным.

– Значит, это у него от тебя.

Ни один из них не сказал, что удручен встречей с Грэмом, но в комнате волглой пеленой висело печальное разочарование.

Уже засыпая, Камилла спросила:

– Все-таки, наверное, здорово – три года подряд быть чемпионом Руислипа по блошкам, а?

Это был искренний вопрос.

– Дорогая, это замечательное достижение, – ответил Чарльз.

– Я не уверена, что смогу полюбить Грэма, – призналась Камилла.

Чарльз скорчил гримасу: он чувствовал ровно то же.

– Может быть, когда мы узнаем его получше…

– Но тюльпаны…А эти туфли…

Чарльз рассудительно заметил:

– Наружность ему можно подправить – хороший портной, приличный парикмахер.

– Но он какой-то не… не милый.

– Да, – согласился Чарльз, – однако мы не вправе судить его строго.

– И он не любит собак.

– Многие не любят, – прошептал Чарльз.

– Но люди нашего типа любят, – возразила Камилла, поворачиваясь в темноте к Чарльзу.

– Значит, нужно сделать Грэма человеком нашего типа, – сказал Чарльз.

Они поцеловались и повернулись друг к другу спиной. Обоим без слов было понятно, что физическая близость невозможна, пока Грэм находится с ними под одной крышей.

37