Они прибыли в передний обзорный салон к моменту выхода корабля из облачных банок. «Славная заря» была типичным пассажирским судном: веретенообразный деревянный корпус ста пятидесяти футов в длину и сорока в ширину; его поверхность прорезали ряды окон и открытые резные галереи. На корме на коротких кронштейнах были укреплены большие гондолы с реактивными двигателями, их вой сейчас смягчился, пока судно делало еле-еле пятнадцать миль в час сквозь редеющие облака. Внутреннее пространство делилось на каюты и общие помещения, и включало две тренировочные центрифуги. На постоянном фоне машинного гула Венера легко различала позвякивание стеклянной посуды на кухне, приглушенные беседы, и как настраивается где-то струнный квартет. В салоне пахло кофе и свежестью.
Что за контраст с «Ладьей», последним кораблем, на котором она ходила! Когда она покидала его, крейсер Слипстрима провонял немытыми телами, спертым воздухом и ракетным выхлопом. Его обшивка была усыпана пулевыми пробоинами и опалена взрывами. Рев моторов прорывался в сон, и не было на корабле иных голосов, кроме спорящих и сквернословящих авиаторов.
«Славная заря» не отличалась от любого другого судна, попадавшегося ей до «Ладьи». Ее роскошь и удобство были подстать положению Венеры; сесть на этот корабль — все равно что натянуть любимые перчатки. Ноги бы ее не было на корабле вроде «Ладьи» при нормальном ходе дел, тем более она не пошла бы на нем через битву и абордаж, в погоню и молчаливый скрытный бег.
И все же спокойный комфорт «Славной зари» раздражал ее. Венера подошла прямо к главному окну салона и выглянула наружу.
— Скажи мне, где мы, — велела она горничной.
В открывшемся обзоре действительно нашлось, на что отвлечься. Точно впереди лежал Кандес, его блеск был слишком силен для прямого взгляда. Венера хорошо знала этот свет: он жег ее, когда она бежала от его объятий. Она прикрыла глаза рукой и посмотрела в сторону от солнца.
Она увидела княжества Кандеса. Хоть Венера провела неделю в кабинке охотников за древесным углем, примостившейся на сожженной ветви саргассов в Хоре Листов, то место было слишком близко к Кандесу; белесый воздух, баюкавший солнце солнц, делал нечеткими любые лежащие за ним детали. Здесь перед ней впервые предстал ясный вид на нации, окружавшие этот величайший из искусственных источников света Вирги. И от вида захватывало дух.
Маяк и сердце Вирги, Кандес лежал в центре мира. Любой предмет в пределах сотни миль от солнца солнц просто пропадал в пламени, чем пользовались княжества, избавляясь от мусора, промышленных отходов и тел своих мертвецов. Запретная зона совершенно пустовала, так что Венера могла видеть всю поверхность сформированного ею пузыря диаметром в двести миль. На дальней стороне, за Кандесом, эта поверхность была просто равномерно крапчатой сине-зеленой массой; на средних дистанциях Венера могла различить точки и блеск, и отдельные бусинки цвета листвы. Когда она повернулась, чтобы посмотреть на ближайшие участки сферы, точки стали зданиями, а то, что виделось как блеск, обернулось зеркальными поверхностями водяных шаров размером с дом. Бусинки зелени обросли тончайшими деталями и превратились в леса — дюжины или сотни деревьев вместе, со сплетающимися вокруг каких-нибудь шаров земли и скал корнями.
Кандес властвовал в центре облака городов; внутренний размах этого облака составлял двести миль в диаметре, а о внешних пределах его можно было только гадать. Туман поселений и ферм отступал в тусклую синеву, за сетку белых облаков. В глубине темнеющего воздуха, миль за сто или двести, пылали солнца поменьше.
— Вот княжества, — сказала Бридда, обводя рукой панораму. — Шестьдесят четыре нации, бесчисленные миллионы людей, дрейфующих по соизволению тепла Кандеса.
Венера глянула на нее:
— Что ты имеешь в виду? «По соизволению»?
Горничная, кажется, растерялась.
— Ну, они не могут располагаться где пожелают, как Спайр. Спайр зафиксирован в воздухе, мадам, и всегда был. Но эти, — она отмахнулась от княжеств, — их несет туда, куда их пошлют бризы. Все, что их удерживает вместе как нации, — это стабильность схем циркуляции.
Венера кивнула. Кластер наций, в котором она выросла, Меридиан, вел себя точно так же. Чудовищному теплу Кандеса надо было на что-то растрачиваться, и за запретной зоной оно должно было формировать в воздухе ячейки Хэдли: полустабильные восходящие и нисходящие потоки[6]
. Вы могли войти в такую ячейку на дне, возле Кандеса, и быть вознесены на сотню миль вверх, потом передвинуты по горизонтали на другую сотню миль, затем вновь вниз, пока не достигали точки старта. Ячейка Меридиана была огромной — тысяча миль поперек и дважды по столько же в глубину — и почти неизменной. Здесь, внизу, в княжествах тепло должно было сделать ячейки менее стабильными, зато течения более сильными и быстрыми.— Так здесь только по одной нации на ячейку Хэдли? — спросила она. — Как-то выглядит слишком заорганизованно.
Горничная засмеялась.