Королева Карибов

— Испанский солдат. Движимый состраданием к моей молодости, он бросился в горящую хижину и вырвал меня у неминуемой смерти. Меня отвезли как рабыню в Веракрус, потом в Маракайбо, где подарили дону Пабло де Рибейре. Герцог заметил страшную ненависть, которую я испытывала к нему, и постарался избавиться от меня, отправив в Пуэрто-Лимон. Но ненависть не погасла в моем сердце. Я живу только для того, чтобы отомстить за моего отца, моих братьев и мое племя! Ты понимаешь меня, сеньор?

— Да, Яра.

— И ты поможешь мне отомстить?

— Моя ненависть не менее страшна, чем твоя, — сказал Корсар мрачно.

— Я стану твоей рабыней, кабальеро, вся моя кровь принадлежит тебе.

— Я отомщу за тебя, Яра. Для этого мой «Молниеносный» и плывет в Веракрус.

— Спасибо, сеньор! У тебя никогда не было и не будет женщины, более преданной тебе.

Корсар вздохнул и не ответил. Может быть, его мысли унеслись в этот миг далеко, к той молодой фламандке, которую он покинул в Карибском море и которую все еще, спустя четыре года, оплакивал.

Глава 10. БЕРЕГА ЮКАТАНА

Тем временем, повинуясь опытной руке Моргана, «Молниеносный» быстро плыл вдоль берегов Никарагуа, держась, однако, подальше от многочисленных портов, чтобы избежать встречи с каким-нибудь фрегатом или эскадрой мексиканского флота, вполне вероятной в этих водах.

После дерзкого предприятия в Пуэрто-Лимоне о них наверняка было известно на всех берегах Никарагуа, и не исключено, что какая-то часть мексиканской эскадры пустилась в погоню, чтобы захватить «Молниеносный» или отправить его на дно. Поэтому на борту было приказано сохранять боевую готовность, а по ночам тушили все огни, даже фонари на носу, чтобы плыть в уверенности, что их не захватят врасплох.

Десять дней спустя после отплытия из Пуэрто-Лимона, «Молниеносный» благополучно достиг мыса Грасьяс-а-Диос, крайней оконечности Никарагуа.

Обогнув этот мыс, быстрое судно, заглянув ненадолго в широкую лагуну Каратаска, чтобы посмотреть, не укрывается ли там какая-нибудь эскадра флибустьеров, на всех парусах устремилось в Гондурасский залив, огромную впадину треугольной формы, которая омывает одновременно берега Юкатана и Белиза на севере, Гватемалы на западе и Гондураса на юге.

В тот момент, когда корабль, пройдя мимо мыса Камерон, шел к острову Бонака, Черный Корсар, поддерживаемый Ярой и Кармо, в первый раз появился на палубе.

Раны его, благодаря неусыпным заботам корабельного врача и Кармо, почти зарубцевались, но он еще был очень слаб, и лицо его оставалось бледным, словно мрамор.

Он остановился на минуту у гакаборта, полной грудью вдохнул свежий морской ветер, который дул с востока, и сел на ствол одной из двух палубных пушек, в то время как молодая индианка, опираясь на свернутые канаты, устроилась у его ног.

Был великолепный закат, один из тех, какие бывают только на побережье Мексиканского залива. Солнце спускалось в огромное облако огненного цвета, которое отражалось на спокойной поверхности моря, заставляя краснеть все окружающее пространство. Казалось, большая часть горизонта пылает, словно под ним бесшумно горят вулканы, извергая столбы огня.

Бриз, дующий с суши, приносил на палубу корабля запахи алоэ и мангров, а в прозрачном воздухе можно было различить с необыкновенной отчетливостью отдаленные берега Гондураса.

Ни один парус не был заметен на горизонте, ни одна черная точка, которая указывала бы на присутствие шлюпки. Только альбатросы кружили в небе да стаи летучих рыбок резвились на поверхности воды.

Несомый бризом, «Молниеносный» легко скользил по спокойным, прозрачным водам, наклоняясь на правый борт и оставляя за кормой белоснежную пену. Казалось, огромный лебедь скользит над поверхностью моря.

— Прекрасный вечер, — прошептал Корсар, говоря словно бы про себя. — Сколько воспоминаний вызывает этот закат!..

Яра подняла свою черноволосую голову, с бесконечной нежностью взглянув на Корсара.

— Ты думаешь о фламандке, мой сеньор, не так ли? — спросила она.

— Да, — со вздохом ответил Корсар. — Я помню вечер, когда она ждала меня в моем доме на Тортуге. Ах! Сколько счастья обещал этот вечер!.. Но тогда я еще не знал, что она дочь моего смертельного врага.

Он помолчал минуту, продолжая глядеть на солнце, которое медленно погружалось в море, в то время как огненное облако на горизонте быстро бледнело, и продолжал:

— Тот вечер решил мою судьбу. Никогда еще я не чувствовал, что сердце мое так бьется, ни одна девушка не казалась мне такой прекрасной, как она. Безумие!.. Я забыл о печальном предсказании цыганки!.. Я не хотел верить ее зловещим словам: «Первая женщина, которую ты полюбишь, станет для тебя роковой». И она стала для меня роковой, я это знаю!..

— Зачем же ты говоришь опять об этой фламандке, мой сеньор? — сказала Яра.

— Она уже умерла и покоится в морской пучине, как и жертвы ее отца.

— Умерла!.. — вскричал Корсар. — Нет, она не могла умереть. Ведь и после той ночи я видел призраки моих братьев. Нет, их души еще не успокоились.

— Они хотели смерти Ван Гульда, а не этой девушки.