Королева красоты Иерусалима

Сравнение с мамой и с Меркадой, старой каргой, как ее называла бабушка Роза, мне не понравилось, но сейчас было не время и не место спорить. Мне так хотелось, чтобы тия Аллегра продолжала рассказывать, что я кивнула в знак согласия.

– Был поздний час, – вновь заговорила тия Аллегра, – когда Габриэль постучал в зеленую деревянную дверь Клариного дома. Клара, ее муж Яков и дети крепко спали, и Габриэль долго стучал, пока не разбудил их. Яков, заспанный и встревоженный, открыл дверь.

– Позови сестру, – велел ему Габриэль.

– Сейчас? В такое время? Что случилось? – Яков переводил испуганный взгляд с Габриэля на Рухл.

– Не нужно вопросов, Яков. Позови мою сестру.

Явилась Клара – перепуганная, в ночной сорочке, со спутанными волосами.

– Что тебе нужно? – спросила она Габриэля, с подозрением глядя на Рухл, неприкаянно стоявшую у двери. – Она будет ночевать у тебя, – ответил Габриэль.

– Но отец убьет меня, если узнает, что я впустила ашкеназку в дом! – сказала Клара в смятении.

– А я убью тебя, если не впустишь.

Клара была потрясена силой, звучавшей в его словах. Ее брат, всегда такой обходительный, угрожает ей, да еще так запальчиво?

– Ей негде спать. И вообще, завтра она станет твоей невесткой, членом семьи, так что впусти ее в дом!

Клара от изумления открыла рот, но больше ничего не сказала и распахнула дверь.

Габриэль, не обращая внимания на сестру, обхватил ладонями лицо Рухл, поцеловал ее в глаза и сказал:

– Не тревожься, душа моя, завтра у нас будет дом. Оставив Рухл в доме сестры, он пошел домой. Тихо-тихо, как вор, открыл дверь и вошел в дом. Родители лежали в постели, но он знал: они не спят. Он ждал, что мать поднимется и начнет проклинать Рухл: проклятая девка, разрази ее гром!.. Но мать не произнесла ни слова, и отец не раскричался, только сказал устало:

– Снова вернулся от своей ашкеназской шлюхи? Когда ты уже вобьешь себе в голову – у нас не женятся на ашкеназках!

Габриэль проскользнул к себе в комнату, укрылся одеялом и стал представлять синие глаза Рухл. Он думал о жизни, которая ожидает его рядом с ней. Если бы кто-нибудь сказал ему до встречи с Рухл, что он пойдет наперекор родительской воле и женится на ашкеназке, он рассмеялся бы ему в лицо, а то и врезал как следует. Но вот он собирается жениться на Рухл против воли отца и матери. Это сильней его, он не может бороться со всепоглощающей любовью, которую почувствовал с той минуты, когда впервые поднял на нее глаза. Это судьба. Ее родители сидят по ней шиву, его родители не согласны принять ее. И все же он надеялся: может, когда они поженятся, когда у них родятся дети, их родители смягчатся. Убедятся в великой любви, которую они с Рухл питают друг к другу, и примут их…

Он закрыл глаза и погрузился в глубокий сон без сновидений.

Разбудили его пронзительные крики:

– Дио мио! Он мертв! Рафаэль-праведник умер!

Он проснулся в панике. Крики «Он умер, умер!» заполонили дом.

Габриэль вышел из комнаты. Дом был полон людей – брат, сестра, соседи, родственники… Он спал крепким сном, и никто не подумал разбудить его. Мать, увидев его, набросилась на него с кулаками:

– Ты убил его! Ты убил своего отца! Вместе со своей ашкеназской шлюхой!

Габриэль, оглушенный, не понимал, что происходит. – О чем ты говоришь?

– Твой отец, твой отец Рафаэль – праведник, святой, – твой отец мертв! Се ле ромпио эль корасон[44]! Это ты, ты разбил ему сердце!

Габриэль приблизился к постели отца. Все расступились, давая ему дорогу.

Рафаэль лежал на спине, белый как призрак, с широко открытыми глазами. Габриэль склонился к отцу и поднес ладонь к его носу, надеясь, что у матери просто истерика, что это ей почудилось, что отец сейчас снова начнет дышать, и все благополучно вернется на свои места. Но ни намека на дыхание он не обнаружил. Отец был мертв.

Он бросился на тело отца и безудержно разрыдался:

– О господи, папа, прости меня! Боже праведный, что я с тобой сделал, папа!

Потрясенная Меркада не верила глазам: ее сын, сильный и мужественный, исступленно бьется в рыданиях, как женщина. И хоть она и была убита горем, но сообразила: этим нужно воспользоваться. Не колеблясь, она подошла к сыну, положила руку ему на плечо, оторвала от тела отца и сказала голосом, холодным как сталь:

– Ты убил своего отца, ты сделал меня вдовой, а своих братьев и сестер – сиротами. Если ты не хочешь убить и меня – поклянись отцом, который лежит тут мертвый по твоей вине, поклянись мне, что ты не женишься на ашкеназке и что ты не увидишься с ней никогда больше!

Габриэль, потрясенный и страдающий, бросился ей на шею и простонал:

– Я клянусь, мама, клянусь! Прости меня!

– Чем ты клянешься?

Меркада хотела услышать это наверняка.

– Отцом клянусь.

– В чем ты клянешься? – настаивала она. – Скажи, чтобы твои братья услышали. Чтобы твоя сестра Клара услышала. Чтобы твоя сестра Аллегра в Тель-Авиве услышала. Чтобы весь Охель-Моше услышал, чтобы весь Иерусалим услышал. Чтобы твой отец, который лежит тут, услышал. В чем ты клянешься?