Королева красоты Иерусалима

Однажды ночью, когда мы пьяные возвращались из паба, он начал раздевать меня на лестнице, мы рухнули на ледяной пол и наконец-то занялись любовью, и я не могла больше, я закричала: «Господи, я хочу тебя!» – наклонилась вплотную к его лицу и спросила капризно: «Ты меня хочешь?» Он долго не отвечал, мне показалось – вечность, и я наконец поняла, что он спьяну уснул и не слышал моих страстных призывов.

Утром Филип вообще не помнил, что произошло ночью, а я на стенку лезла от дикого унижения. Мне хотелось все бросить и отправиться в Индию искать Амнона. Я не находила себе места и вышла побродить.

Ветер резал лицо как ножом и сбивал с ног. Дрожа от холода, я поспешно вошла в маленькую церковь и села на скамью напротив алтаря. Я чувствовала себя потерянной маленькой девочкой, которую бросили в незнакомом месте. Что за странная зависимость у меня от совершенно чужого, да еще и нездорового душевно мужчины? Как случилось, что я, Габриэла Ситон, привязалась к парню, которому напрочь не нужна, который видит во мне в лучшем случае соседку по квартире, но никак не женщину? И что я вообще знаю о Филипе?

Ведь кроме проборматываемых «да» и «нет», он со мной практически не разговаривает, ничего не рассказывает о себе. Как я докатилась до того, что сижу в церкви и тоскую по мужчине, который даже не знает, какого цвета у меня глаза?

– Почему ты такой? – спросила я его однажды.

– Какой такой?

– Ты или пьян, или спишь.

– И что? – лениво ответил он. – Ты можешь предложить что-нибудь получше?

– Поговорить, например. Рассказать, почему ты все время убегаешь в наркотики или в выпивку.

Он рассмеялся мне в лицо:

– Я вовсе не убегаю, я живу здесь и сейчас, именно там, где мне хочется. Я хочу пить, курить, трахаться и спать. Вот такой я, да. Или смирись с этим, или брось меня, – пожал он плечами.

Если бы я могла его бросить! Меня захлестнула тоска по нашему дому на улице Бен-Иегуда, по дому дедушки и бабушки в Охель-Моше, по хамину с макаронами в субботу, по пасхальному седеру, когда открывали двери между комнатами, чтобы за длинным столом хватило места для всех, и читали Агаду на двух языках – на иврите и на ладино, по песне «Мы приехали в страну», которую мы распевали в конце седера, по Джеку-победителю, который, опьянев, залезал на стол и играл мелодию на вилках и ножах. Но больше всего я скучала по своей бабушке Розе. Она обняла бы меня и сказала:

– Чтоб ему пусто было, этому энгличанину, пошли его ко всем чертям, ми альма, он не стоит того, чтобы ты из-за него грустила.

Слова бабушки Розы о переходящем из рода в род проклятии всех женщин нашей семьи – любить мужчин, не отвечающих им взаимностью, не переставали звучать у меня в голове. Всю свою короткую жизнь я старалась разорвать нить, связывающую меня с матерью, всю жизнь стремилась избежать участи Розы и Меркады. И никогда не думала, что меня постигнет судьба тех несчастных женщин.

Внезапно я почувствовала усталость от этой поездки, которую сама себе навязала, от извилистой дороги, которая никуда не ведет, от затянувшегося отупения, от болезненного влечения к совершенно постороннему англичанину.

Я вспомнила об Амноне: где он сейчас, думает ли обо мне или излечился новой любовью? Вспомнила, как он, волнуясь, ждал меня дома и обнимал так крепко, что кости трещали. Я соскучилась по его глазам, которые смеялись, когда он смеялся, по его стройному и ладно сложенному телу, так не похожему на костлявое тело Филипа. Амнон хотел, чтобы я всегда была рядом, он не мог на меня надышаться, говорил «Дай мне вдохнуть тебя», и я растворялась в нем. Он давал мне возможность быть такой, какой мне хотелось, с ним мне порой удавалось отрешиться от тягостных воспоминаний об умершей матери, о тетках и отце. Ну почему я своими руками подрезала себе крылья! Почему из вольной птицы превратилась в добровольную рабыню отношений, которые существуют только в моей голове? Как могла променять Амнона на этого придурка, который даже не задумывается о том, что он меня мучает, на этого угрюмого типа, бормочущего слова, которых я не понимаю, на этого обкуренного пьяницу? Видно, именно потому, что я ему не нужна, я прилипла к нему как банный лист.

От Амнона не было ни слова, но как-то я встретила его друга, и тот рассказал мне, что он в Гоа, живет в коммуне хиппи, которые обрели там потерянный рай, и что у него есть черноволосая американская подруга, которая очень его любит. У меня защемило сердце, но я за него обрадовалась: пусть хоть один из нас будет счастлив.

Проливной дождь встретил меня, когда я вышла из церкви. Я раскинула руки и позволила ему смыть с меня горькую боль унижения и одиночества. И когда сверкнула молния, а потом громыхнуло, я уже знала, что должна сделать: вернуться к себе, к той девушке, что поклялась не стать такой как Роза и такой как Луна, выпасть из цепи несчастных женщин, с которыми связана кровными узами.