И когда его первенцу, твоему дедушке Габриэлю, исполнилось двенадцать лун, Рафаэль заказал у ювелира золотой браслет для Меркады. Со дня свадьбы, когда он поклялся сделать свою жену счастливейшей из женщин, он старался выполнять свою клятву и относился к жене как к принцессе.
И все-таки среди ашкеназских женщин, с которыми он сталкивался на рынке, он всегда высматривал ту из Цфата: вдруг она окажется здесь? И хотя он всеми силами старался изгнать ее из сердца, не раз и не два он вдруг обнаруживал, что думает о ней. Ее образ стоял у него перед глазами. Порой ноги сами несли его в Меа-Шеарим, где жили самые набожные евреи-ашкеназы. Он бродил там между домами, по тесным улочкам, украдкой заглядывал в опущенные глаза женщин, чьи обритые головы покрывали парики. Даже если она будет закутана с ног до головы, как это принято у ортодоксальных евреек, он узнает ее по синим глазам. Но с тех пор, как они встретились в Цфате, Рафаэль больше не видел ее ни разу.
Возвращаясь после этих блужданий домой, в Старый город, он обращался с женой еще уважительнее, выполнял все ее просьбы, внимательно ее выслушивал и никогда не жаловался. Впрочем, ему и не на что было жаловаться: Ривка-Меркада тоже относилась к нему уважительно и откликалась на все его просьбы и капризы. Ее смело можно было назвать лучшей из хозяек. Однокомнатная квартира, в которой они жили, сверкала чистотой. Похоже, выйдя замуж за Рафаэля и оставив родительский дом, она оставила там и свою избалованность. Плаксивая девчонка, смертельно боящаяся той минуты, когда ей придется перестать цепляться за материну юбку, покинуть отчий дом и выйти замуж, превратилась в работящую, рассудительную женщину –
Меркада была женщиной любознательной и не довольствовалась только готовкой, уборкой и воспитанием детей. С годами она прослыла целительницей и была очень востребована у жителей Еврейского квартала. Главным ее делом было лечение страхов и тревог.
В первые годы они с Рафаэлем жили в доме рядом с синагогой Элиягу ха-Нави в Еврейском квартале, неподалеку от дома родителей Меркады, и только после смерти ее отца, когда Рафаэль продал его лавку и на вырученные деньги купил лавку на рынке Махане-Иегуда в Новом городе, переехали в квартал Охель-Моше. Дома там стояли рядами вокруг центрального двора, где был колодец, обеспечивавший жителей водой. Дом Эрмоза притягивал как магнитом жителей их квартала и соседних – Мазкерет-Моше и Суккат-Шалом: к Рафаэлю приходили собирать пожертвования, а к Меркаде – лечиться. Их дом был ухоженный, чистый, двор вокруг дома – как волшебный сад: залитый светом, уставленный большими горшками с целебными травами и геранью. Одни растения росли в старых кастрюлях, другие – в больших жестяных банках из-под маслин и соленых огурцов (пустые банки приносил из своей лавки Рафаэль). Кое-какие душистые травы Меркада приносила в синагогу на субботнюю авдалу.
Вот так и текла их жизнь – спокойно и размеренно. Рафаэль Эрмоза успешно торговал и время от времени ездил за свежим товаром в Ливан и Сирию. Когда его сыну Габриэлю исполнилось десять лет, Рафаэль стал брать его с собой в поездки – так он подготавливал себе преемника и обучал его торговому ремеслу. Возвращаясь из поездок, Габриэль по утрам учил Тору, а после полудня работал в лавке. Постепенно он так наловчился в этой работе, что вскоре Рафаэль уже переложил на его плечи почти все дела в лавке, а сам все чаще и чаще праздно сидел на почетном месте у входа на своем деревянном стуле.
В Первую мировую войну турки начали насильно забирать в армию молодых парней. Чтобы спасти сына от подобной участи, которая постигла многих еврейских юношей, Рафаэль решил тайно переправить его в Америку. А чтобы Габриэлю не пришлось совершать этот длинный путь в одиночку, было решено, что Моше, сын одного из продавцов в лавке по имени Леон, поедет с ним за счет Рафаэля. И вот оба отправились на корабле из Яффо в Нью-Йорк.
Юноши поселились на Манхэттене. Габриэль устроился подручным мясника, а Моше – подмастерьем у портного. Почти два года между Габриэлем и его родителями не было никакой связи. Рафаэль чуть не помешался от тревоги за сына и тоски по нему. Однако же Меркада сохраняла спокойствие и ободряла мужа: