Королева красоты Иерусалима

Театр «Габима» выступит в кинотеатре «Эдисон» со спектаклем «Уриэль Акоста», на стадионе «Маккаби» состоится матч на первенство страны между «Хапоэль» и «Маккаби-Хашмонаим»… А Габриэль торчит дома с Розой и просматривает газетные заголовки, в то время как по-настоящему ему хочется только одного: убежать из этого дома, убежать из квартала Охель-Моше, убежать из Иерусалима, убежать от себя самого. С того дня, как он увидел Рухл с англичанином в Тель-Авиве, он не находит себе места. В груди угнездилась сильнейшая боль. Вгрызлась в его живую плоть и не отпускает. Ничто его больше не радует, даже дочки, даже Луна. Он словно внезапно состарился. Человеку тридцать с небольшим, а он чувствует себя так, будто ему шестьдесят. День ото дня он все больше замыкается в себе, с людьми почти не говорит. Мацлиах и Лейто видят: с Габриэлем происходит что-то неладное.

С Розой Габриэль разговаривает еще меньше, чем раньше. Возвращаясь из лавки, он не играет с дочками, у него на это не хватает терпения. Он сильно исхудал и перестал бриться, лицо его покрыто черной щетиной. Всегда элегантный и следящий за своим видом, сейчас он выглядит усталым и неряшливым. В последнее время он стал носить черный берет, как это делают французы. Он сидит в своем кресле в саду и смотрит в никуда. Даже газету «Ха-Арец», которую раньше не выпускал из рук, он перестал покупать. А ведь он годами выходил в полдень из лавки, доходил до улицы Яффо и останавливался около толстого Франца, продавца газет, который в Австрии был адвокатом, – купить газету, задержаться на несколько минут и перекинуться словцом.

– Видал, какое несчастье случилось в Тель-Авиве? – спрашивает Франц с тяжелым немецким акцентом. – Аарон Эльман, первый внук, родившийся в Тель-Авиве, упал с балкона и умер.

– Как умер? – Габриэль на минуту выходит из своего заторможенного состояния.

– Мать оставила его в колыбели на балконе, – рассказывает толстяк Франц, – на третьем этаже, на улице Гильбоа, а ребенок потерял равновесие и упал с балкона вниз и умер.

Габриэль берет газету, оставляет на прилавке монетку в полгруша и идет своей дорогой.

Недобрые ветры дуют в стране, думает Габриэль на обратном пути в лавку. Страна в опасности, и смерть маленького ребенка из-за небрежности матери, как бы она ни была печальна, – всего лишь крохотная песчинка в той буре, которая грозит обрушиться на народ Израиля. Он это нутром чувствует. Габриэль хочет пробудиться, хочет закричать, что чувствует, но он заключен в свое тело, как в тюрьму. Его душа хочет освободиться, выйти на волю, он больше не может выносить эту боль. Он больше не может выносить свою жизнь, Розу, даже девочек, которые превратились в бремя, в ярмо. А Луна не отступается, надоедает ему, хочет, бедняжка, вернуть себе прежнего папу. Но он не может снова стать тем, кем был, не может снова стать любящим отцом. Он себя не любит – как же он полюбит ее? Как полюбит ее сестер? Если бы он только мог, сбежал бы. Бросил бы лавку, Розу, дочек и сбежал. Вступил бы в «Хагану». Может, займись он проблемами еврейского народа, меньше бы думал о собственных?

В Германии водителей-евреев увольняют с транспорта, а врачей-евреев – из больниц. А тут у нас что происходит? Забастовки. Именно сейчас, в такое тяжелое время, учителя решили бастовать. Они протестуют против занятий в две смены, так что теперь девочки не ходят по утрам в школу, и Роза, на его голову, вдруг начала жаловаться. До сих пор он не слышал от нее ни единой жалобы, и это помогало ему выносить ее присутствие, а теперь вдруг оказалось, что у нее тоже есть рот. То она морочит ему голову со своим придурочным братцем, жалким пьяницей, делает из него героя, то жалуется, что девочки целый день дома, уже дырку в голове ей прогрызли. Чего она хочет? Чтобы он бросил лавку и сидел дома с детьми? У него еще сохранились остатки самоуважения. Впрочем, сохранились ли? У кого в эти дни есть самоуважение? Мы стали народом-тряпкой, стыд и позор! Британцы делают с нами что хотят: комендантский час, аресты, страх. Посмотрите на этих героев на рынке, только болтать умеют: «мы им покажем», «мы им зададим», – а как только комендантский час, все быстренько закрывают лавки – и по домам, словно крысы в свои норы. У них есть самоуважение? Море выбрасывает на тель-авивский берег ящики с апельсинами, упавшие с грузовых пароходов, и вот уже весь Тель-Авив у моря: мужчины, женщины, старики, дети – все растаскивают ящики, которые им не принадлежат, грабят чужое добро, плоды тяжелого труда других людей. Это же позор, пишут в газетах, разве так поступают люди чести? Воруют у несчастных людей товар, который те утратили…