Перед поездкой Габриэль оставил лавку на попечение Мацлиаха, запаковав большой сверток со всякими вкусностями оттуда для тель-авивской родни. Возле главных ворот Охель-Моше их ждало такси, чтобы отвезти на вокзал на улице Дерех-Хеврон. Еще недавно, отправляясь в Тель-Авив, они шли пешком с чемоданами до центральной автобусной станции на улице Яффо, но теперь дела в лавке пошли в гору, нет нужды так экономить, и Габриэль решил побаловать семью комфортабельной поездкой и купил билеты на поезд в первый класс.
Девочки были одеты в лучшие свои наряды. Луна в цветастом платье, с лентой в волосах блистала. Уже несколько месяцев, как ее отношения с отцом вернулись в прежнюю колею. В конце концов она все-таки первой пришла к нему просить прощения. Он как раз закончил работу и запирал двери лавки, когда она вдруг возникла рядом с ним, как будто ниоткуда. Стояла опустив глаза и не говорила ни слова. Габриэль посмотрел на дочку – и сердце его дрогнуло. Он понял, что для его дочери-гордячки это единственный способ попросить прощения. С трудом удержавшись от порыва заключить ее в объятия, он стоял и ждал, чтобы Луна сделала первый шаг. И тогда она бросилась к нему в объятия, горько плача, прося прощения и обещая, что больше никогда, никогда в жизни, ни разу ему не солжет. Он обнимал ее, целовал и плакал вместе с ней. Сердце Габриэля растаяло, и волны любви захлестывали его.
И все-таки одну вещь он хотел знать: почему она лгала?
– Мне скучно, папа, я не в состоянии высидеть столько часов подряд. У меня там шипы, я чувствую, что должна встать, пройтись. Когда я сижу слишком долго перед доской, все становится черным, расплывается, я ничего не вижу, и у меня начинает болеть голова. Смотрю в тетрадь, а там все буквы перемешиваются, и я не могу больше сидеть в классе… Ну вот, я пошла к директору и сказала ему, что нужна тебе в лавке. – А где ты гуляла, когда уходила из школы?
– Мы с Сарой ходили в «Биньян ха-Амудим»[77]
, разглядывали витрины, смотрели с высоты на башню ИМКА, на наш Иерусалим. Еще мы ездили автобусом в Бейтха-Керем и гуляли там по улицам. Какие красивые дома там, папа, какие сады!Габриэль завороженно слушал Луну. Как только у нее появилась возможность рассказать ему правду, она говорила и говорила, как будто проглотила радио.
Его потрясла мысль, что в те часы, когда дочь была не в школе, она гуляла по улицам.
– А в Старый город вы не ходили? – спросил он, беспокоясь, не утаила ли она часть правды.
– Я не люблю Старый город, я люблю только Новый город. Мне нравятся красивые дома в Рехавии и в Бейтха-Кереме. Там так чисто и красиво, и люди тоже такие, все так красиво одеты. Вот если бы мы жили в Рехавии!..
А в самом деле, почему бы им не жить в Рехавии, подумал Габриэль. С финансовой точки зрения он может позволить себе перевезти туда семью. Может, Луна права, и пришло время переехать в более современный квартал, где живут врачи и профессора из Еврейского университета? Его девочкам не помешает перенять хорошие манеры у образованных людей.
Он поднял дочь со ступенек, обнял ее за плечи, и они вместе вернулись в «Охель-Моше».
С того дня все вернулось в прежнюю колею. Роза, конечно, заметила благотворные перемены, но ни словом не обмолвилась и, по своему обыкновению, не стала задавать вопросов. Она уже давно перестала интересоваться странными отношениями между отцом и дочерью. К тому же в эти дни мысли ее были полностью заняты Эфраимом и подпольем «Лехи». Не будь она замужней женщиной, матерью троих детей, не будь она немолода, – тоже вступила бы в «Лехи».
Луна любила Тель-Авив. Она не могла нарадоваться, когда оказывалась там. Как она любила бульвар, где жили бабушка и тетя, кофейни на улице Ха-Яркон и на набережной, открытый кинозал в Бейтха-Ам. А пляж!
Со своей белоснежной кожей Луна моментально обгорала и становилась похожа на помидор, но не желала слушать ни предостережений матери, ни просьб отца. Она упивалась ощущением новизны и каждый раз заново сгорала на солнце.
За ту неделю, что семья проводила в доме Аллегры, не было ни дня, когда Луна пропустила бы пляж. Даже Рахелике и Бекки уже успевали надоесть солнце и песок, и они предпочитали остаться дома у тети или шататься по магазинам на Алленби. Но если Луне не удавалось уговорить Рахелику составить ей компанию на пляже, она приставала к своим кузенам до тех пор, пока они ей не уступали.
– Эта если чего захочет – через стену пройдет, – говорила Роза невестке.
– Потерпи, дорогая Роза, скоро она найдет себе жениха, и тогда это будет уже его проблема.
Сыновья Аллегры, Рафаэль и Яков, были увлечены красавицей Луной и с удовольствием ходили с ней на пляж. Они гордились рыжеволосой кузиной, которой восхищались все на пляже.
Но в этот раз каникулы закончились плачевно: белая кожа Луны стала красной как огонь, покрылась волдырями, боль от ожога была невыносимой, и они поспешно вернулись в Иерусалим.