И Генрих с таким достоинством, какого от него не ожидали, раскланялся и вышел.
– Браво, Анрио! – сказал Карл, когда Генрих Наваррский вышел.
– Браво? За то, что он нас высек? – сказала Екатерина.
– А почему бы мне не аплодировать? Когда мы с ним фехтуем и он наносит мне удар, разве не говорю я «браво»? Матушка, вы напрасно так плохо относитесь к нему.
– Сын мой, – ответила Екатерина, – не плохо отношусь, а я боюсь его.
– И тоже напрасно! Анрио мне друг; он верно говорил, что, если бы он злоумышлял против меня, он дал бы кабану сделать свое дело.
– Да, чтобы его личный враг, герцог Анжуйский, стал королем Франции?
– Матушка, не все ли равно, по какому побуждению он спас мне жизнь; но что спас он, так это факт! И – смерть всем чертям! – я не позволю огорчать его. Что же касается Ла Моля, то я сам поговорю о нем с герцогом Алансонским, у которого он служит.
Этими словами он предлагал матери удалиться. Она вышла, стараясь собрать и закрепить в какой-то определенной форме бродившие в ней подозрения. Ла Моль, человек слишком незначительный, не годился для ее целей.
Войдя к себе, Екатерина застала там Маргариту, которая ее ждала.
– А-а! Это вы, дочь моя? Я посылала за вами вчера вечером.
– Я знаю, мадам, но меня не было дома.
– А сегодня утром?
– А сегодня я пришла сказать вашему величеству, что вы готовитесь совершить великую несправедливость.
– Какую?
– Вы собираетесь арестовать графа де Ла Моль.
– Вы ошибаетесь, дочь моя! Я никого не собираюсь арестовывать – приказы об аресте отдает король, а не я.
– Мадам, не будем играть словами в таком серьезном деле. Ла Моля арестуют, это верно?
– Возможно.
– По обвинению в том, что этой ночью он находился в комнате короля Наваррского, ранил Морвеля и убил двух стражей?
– Да, именно это преступление вменяется ему в вину.
– Мадам, оно вменяется ему ошибочно, – сказала Маргарита, – месье де Ла Моль в нем неповинен.
– Ла Моль в нем неповинен?! – воскликнула Екатерина, чуть не подскочив от радости и сразу почувствовав, что разговор с Маргаритой прольет ей некоторый свет на это дело.
– Нет, неповинен! – повторила Маргарита. – И не может быть повинен, потому что он был не у короля.
– А где же?
– У меня, мадам.
– У вас?!
– Да, у меня.
За такое признание наследной принцессы Франции Екатерина должна была бы наградить ее уничтожающе грозным взглядом, а она только скрестила руки на своем поясе.
– И если… – сказала Екатерина после минутного молчания, – если его арестуют и допросят…
– Он скажет, где и с кем он был, – твердо ответила Маргарита, хотя была уверена в противном.
– Если это так, то вы правы, дочь моя: Ла Моля нельзя арестовать.
Маргарита вздрогнула: ей показалось, что в тоне, каким Екатерина произнесла эти слова, заключался таинственный и страшный смысл; но делать было уже нечего, поскольку ее просьба была удовлетворена.
– Но если это был не месье де Ла Моль, – сказала Екатерина, – кто же был другой?
Маргарита промолчала.
– А этот другой вам, дочка, незнаком? – спросила Екатерина.
– Нет, матушка, – не очень твердым тоном ответила Маргарита.
– Ну же, не будьте откровенны только наполовину.
– Повторяю, мадам, что я его не знаю, – ответила Маргарита, невольно побледнев.
– Ладно, ладно, – сказала Екатерина равнодушным тоном, – это узнается. Ступайте, дочь моя! Будьте покойны: ваша мать стоит на страже вашей чести.
Маргарита вышла.
«Ага! У них союз! – говорила про себя Екатерина. – Генрих и Маргарита сговорились: жена онемела за то, что муж ослеп. Вы очень ловки, детки, и воображаете, что очень сильны; но ваша сила в единении, а я вас всех разъединю. Кроме того, настанет день, когда Морвель будет в состоянии говорить или писать, назовет имя или начертит шесть букв, – и тогда все станет известно. Да, но до того времени виновный будет в безопасности. Самое лучшее – это разъединить теперь же эту пару».
Немедля Екатерина вернулась к сыну и застала его за разговором с герцогом Алансонским.
– А-а! Это вы, матушка! – сказал он, нахмурив брови.
– Почему, Карл, вы не прибавили «опять»? Это слово было у вас на уме.
– То, что у меня на уме, мадам, это мое дело, – ответил Карл грубым тоном, который временами появлялся у него даже в разговоре с Екатериной. – Что вам надо? Говорите поскорее.
– Вы были правы, сын мой. А вы, Франсуа, ошиблись.
– В чем? – спросили оба сына.
– У короля Наваррского был вовсе не Ла Моль.
– А-а! – произнес Франсуа, бледнея.
– Кто же? – спросил Карл.
– Пока неизвестно, но это мы узнаем, как только Морвель заговорит. Итак, отложим это дело, которое вскоре разъяснится, и вернемся к Ла Молю.
– Но при чем же тогда Ла Моль, матушка, раз не он был у короля Наваррского?
– Да, он не был у короля Наваррского, но был у… королевы Наваррской.
– У королевы! – воскликнул Карл и нервически расхохотался.
– У королевы! – повторил герцог Алансонский, смертельно побледнев.
– Да нет! Нет! – возразил Карл. – Гиз говорил мне, что встретил носилки Маргариты.
– Так оно и было, – ответила Екатерина, – где-то в городе у нее есть дом.
– Переулок Клош-Персе! – воскликнул Карл.