Королева Марго

– Прежде всего, сир, я даже не знал, что был приказ вашего величества; затем я видел только одно, вернее – только одного человека: Морвеля, убийцу адмирала и моего отца. Я вспомнил, что года полтора тому назад вот в этой комнате, где мы собрались вечером двадцать четвертого августа, ваше величество обещали всем и лично мне судить убийцу; но поскольку с тех пор произошли крупные события, я подумал, что короля помимо его воли отвлекли от его намерений. Увидав Морвеля прямо перед собой, я был убежден, что мне его послало само небо. Остальное известно вашему величеству: я ударил его шпагой, как убийцу, и стрелял в его людей, как в разбойников.

Карл не ответил ни слова; благодаря своей дружбе с Генрихом он с некоторого времени стал смотреть на многое не так, как раньше, а по-другому, и нередко – с ужасом. Королева-мать уже давно отметила у себя в памяти высказывания своего сына о Варфоломеевской ночи, похожие на угрызения совести.

– Но зачем вы приходили в такой поздний час к королю Наваррскому? – спросила Екатерина.

– Это долго рассказывать, – ответил де Муи. – Но если его величество будет иметь терпение выслушать…

– Да, – согласился Карл, – говорите, я хочу слышать.

Екатерина села, вперив в молодого человека тревожный взгляд.

– Мы слушаем, – сказал Карл. – Сюда, Актеон!

Собака подошла и снова положила голову к нему на колени.

– Сир, я приходил к королю Наваррскому в качестве уполномоченного моих собратьев, а ваших верноподданных протестантского вероисповедания.

Екатерина подмигнула Карлу.

– Не беспокойтесь, матушка, я не упускаю ни одного слова. Продолжайте, месье де Муи, продолжайте. Так зачем же вы приходили?

– Предупредить короля Наваррского, что его отречение от протестантства лишило его доверия гугенотской партии; но тем не менее в память его отца Антуана Бурбона, а главное – в память его матери, мужественной Жанны д’Альбре, имя которой нам всем дорого, представители протестантской религии считали своим долгом оказать ему снисхождение, попросив его, чтобы он сам отказался от своих прав на наваррский престол.

– Что он говорит?! – воскликнула Екатерина, которая, при всем своем самообладании, была не в силах вынести без стона такой неожиданный для нее удар.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Карл. – Мне все-таки кажется, что эта наваррская корона, которую так свободно перекладывают, не спросив меня, с одной головы на другую, чуточку принадлежит и мне.

– Сир, гугеноты больше чем кто-либо признают феодальное право сюзеренства, которое сейчас вы предъявили как король. Поэтому они надеялись уговорить ваше величество, чтобы вы сами возложили наваррскую корону на любезную вашему сердцу голову.

– Я? На любезную моему сердцу голову?! – сказал Карл. – Смерть дьяволу! О какой голове, месье, вы говорите? Я вас не понимаю!

– На голову герцога Алансонского.

Екатерина побледнела как смерть и впилась в де Муи горящими глазами.

– А мой брат Алансон об этом знает?

– Да, сир.

– И он согласен принять эту корону?

– В случае соизволения вашего величества, поэтому он нас направил к вам.

– О! Эта корона изумительно пойдет нашему брату Алансону! А мне и в голову не приходило! Спасибо, де Муи, спасибо! Когда вас будут осенять такие мысли, добро пожаловать к нам в Лувр.

– Сир, вы были бы давно извещены об этом проекте, кабы не это несчастное столкновение с Морвелем, из-за которого я опасался, что впал в немилость вашего величества.

– А что говорил Генрих относительно этого проекта? – спросила Екатерина.

– Мадам, король Наваррский подчинился желанию своих собратьев, и его отречение готово.

– В таком случае, – возразила Екатерина, – отречение должно быть у вас на руках.

– Верно, мадам, – сказал де Муи, – случайно я захватил его с собой, оно подписано и датировано.

– А дата предшествует той сцене в Лувре? – спросила Екатерина.

– Да, мадам; помнится, это было накануне.

И де Муи вынул из кармана письменное отречение в пользу герцога Алансонского, подписанное собственной рукою Генриха и помеченное указанным числом.

– Верно, – сказал Карл, – по всем правилам.

– А что требовал Генрих взамен своего отречения? – спросила Екатерина.

– Ничего, мадам; он нам сказал, что дружба короля Карла вполне вознаградит его за потерю трона.

Екатерина от ярости закусила губы и заломила руки.

– Все, де Муи, выражено совершенно точно, – добавил король.

– А если между вами и королем Наваррским все было установлено, тогда зачем же вам понадобилось видеться с ним сегодня вечером? – возразила королева-мать.

– Кому? Мне, мадам, с королем Наваррским? – спросил де Муи. – Арестовавший меня месье де Нансе подтвердит, что я был один. Его величество может его позвать.

– Месье де Нансе! – кликнул король.

Командир королевской охраны вошел.

– Месье де Нансе, – поспешно обратилась к нему Екатерина, – в трактире «Путеводная звезда» месье де Муи был совсем один?

– В комнате – да, но в трактире – нет.

– А-а! Кто же был его товарищ? – спросила Екатерина.

– Я не знаю, мадам, был ли тот дворянин товарищ месье де Муи; знаю только, что он бежал в заднюю дверь, уложив двух моих солдат.

– Вы, конечно, узнали, кто этот дворянин?