И, нагнувшись к уху Генриха, она сказала ему шепотом какие-то слова, которые он выслушал внимательно, но с удивлением, и в ту же минуту исчез за пологом кровати.
Маргарита с легкостью пантеры метнулась к кабинету, где, весь дрожа, сидел Ла Моль, отперла дверь, в темноте нашла молодого человека и сжала его руку.
– Тише! – шепнула Маргарита, наклоняясь к нему так близко, что Ла Моль почувствовал на своем лице влажное веяние ее теплого душистого дыхания. – Тише!
Затем она вернулась к себе в комнату, затворила дверь, распустила свою прическу, разрезала кинжальчиком шнурки на платье и бросилась в постель.
И вовремя: в замке потайной двери уже поворачивали ключ. У Екатерины Медичи были запасные ключи от всех дверей в Лувре.
– Кто там? – крикнула Маргарита, услышав, как Екатерина приказывала четырем сопровождавшим ее дворянам сторожить за дверью.
Маргарита, как будто перепуганная неожиданным вторжением в ее комнату, выскочила из-за полога на приступок кровати, одетая в белый пеньюар, и сделала такое изумленное лицо при виде Екатерины, что обманула даже эту флорентийку, затем подошла к матери и поцеловала ее руку.
IV. Вторая брачная ночь
Екатерина с необычайной быстротой оглядела комнату. Бархатные ночные туфельки на приступке кровати, разбросанное по стульям одеяние Маргариты, сама Маргарита, протиравшая глаза, чтобы очнуться от сна, – все убедило Екатерину, что дочь ее до этого спала.
Королева-мать улыбнулась улыбкой женщины, успевшей в своих намерениях, подвинула к себе кресло и сказала:
– Садитесь, Маргарита, давайте побеседуем.
– Мадам, я слушаю.
– Пора, дочь моя, – произнесла Екатерина, тихо закрывая глаза, по примеру людей, которые что-то обдумывают или скрывают, – пора понять вам, как мы жаждем, ваш брат и я, сделать вас счастливой.
Такое вступление звучало страшно для тех, кто знал Екатерину.
«Что-то она скажет?» – подумала Маргарита.
– Конечно, – продолжала флорентийка, – выдавая вас замуж, мы совершали одно из тех политических деяний, какие диктуются правителям соображениями о пользе государства. Но надо сказать вам, бедное дитя, мы не предполагали, что нелюбовь короля Наваррского к вам, молодой, красивой, обольстительной женщине, окажется до такой степени непреодолимой.
Маргарита встала и, запахнув свой пеньюар, сделала матери чинный реверанс.
– Я только сегодня вечером узнала, – продолжала королева-мать, – иначе я бы зашла к вам раньше… узнала, что ваш муж далек от мысли оказать вам те знаки внимания, какие подобают не только красивой женщине, но и принцессе королевской крови.
Маргарита вздохнула, и Екатерина, поощренная немым согласием, продолжала свою речь:
– То обстоятельство, что король Наваррский на глазах у всех имеет связь с одной из моих прислужниц, влюблен в нее до неприличия, пренебрегает любовью женщины, которую благоволили дать ему в супруги, – это несчастье, но помочь в нем мы, всемогущие, бессильны, хотя самый последний в нашем королевстве дворянин наказал бы за это своего зятя, вызвав на поединок или приказав вызвать его своему сыну.
Маргарита потупила голову.
– Уже давно, дочь моя, я вижу по вашим заплаканным глазам, по вашим резким выходкам против этой Сов, что рана в вашем сердце сочится кровью уже не тайно, внутри вас, несмотря на все ваши старания скрыть ее.
Маргарита вздрогнула: полог кровати чуть всколыхнулся, но, к счастью, Екатерина этого не заметила.
– Эту рану, – говорила она, усиливая сочувственную нежность тона, – эту рану, дитя мое, может исцелить лишь материнская рука. Те, кто, надеясь создать вам счастье, решил заключить ваш брак, теперь тревожатся за вас, видя, как Генрих Наваррский каждую ночь попадает не в ту комнату; те, кто не может допустить, чтобы женщину, исключительную по красоте, общественному положению и своим достоинствам, непрестанно оскорблял какой-то королек своим пренебрежением к ней самой и к продолжению ее потомства; и, наконец, те, кто видит, что с первым ветром, который покажется ему попутным, этот безрассудный, дерзкий человек повернется против нашего семейства и выгонит вас из дому, – разве все эти люди не имеют права, отделив его судьбу от вашей, так обеспечить вашу будущность, чтобы она была наиболее достойна вас и вашего общественного положения?
– Мадам, – ответила Маргарита, – несмотря на все ваши замечания, проникнутые материнской любовью и наполняющие меня чувством радости и гордости, я все же возьму на себя смелость доказать вашему величеству, что король Наваррский действительно мне муж.
Екатерина вспыхнула от гнева и, наклонившись к Маргарите, сказала: