– Повинуюсь. Вчера вечером, расставшись с двумя обворожительными дамами, с которыми я и мой друг провели вечер на мосту Святого Михаила, мы поужинали у мэтра Ла Юрьер.
– Прежде всего, – вполне естественно спросила Маргарита, – что это за мэтр Ла Юрьер?
– Мэтр Ла Юрьер, мадам, – ответил Ла Моль, взглянув на Маргариту все так же подозрительно, как и в первый раз, – мэтр Ла Юрьер – это хозяин гостиницы «Путеводная звезда» на улице Арбр-сек.
– Хорошо, мне ее видно отсюда… Итак, вы ужинали у мэтра Ла Юрьер и, конечно, вместе с вашим другом Коконнасом?
– Да, мадам, с моим другом Коконнасом. В это время вошел какой-то человек и передал каждому из нас по записке.
– Одинаковой? – спросила Маргарита.
– Совершенно одинаковой. Там была только одна строчка: «Вас ждут на улице Сент-Антуан, против улицы Жуи».
– И внизу никакой подписи? – спросила Маргарита.
– Нет, вместо подписи стояли три слова, три чарующих слова, трижды суливших одно и то же, а именно – тройное блаженство!
– Какие же три слова?
– Eros – Cupido – Amor.
– В самом деле, прелестные слова! И сдержали они то, что обещали?
– О мадам, гораздо больше, во сто раз больше!.. – восторженно сказал Ла Моль.
– Продолжайте; очень любопытно узнать, что ждало вас на улице Сент-Антуан, против улицы Жуи.
– Какие-то две дуэньи, каждая с платочком в руке, объявили, что завяжут нам глаза. Как предугадываете, ваше величество, мы не сопротивлялись и смело подставили свои головы. Моя провожатая повела меня налево, другая повела моего друга направо, и мы с ним расстались.
– А потом? – спросила Маргарита, видимо, решившая разузнать все до конца.
– Не знаю, – отвечал Ла Моль, – куда повели моего друга, возможно – в ад, но меня отвели в рай.
– Из которого вас, наверно, прогнали за чрезмерное любопытство?
– Справедливо, мадам, вы замечательно прозорливы! Я с нетерпением ждал рассвета, чтобы посмотреть, где я нахожусь, но в половине пятого ко мне вошла та же дуэнья, опять завязала мне глаза, взяла с меня обещание не поднимать повязки, вывела меня на улицу, прошла со мной шагов сто, еще раз заставила меня поклясться, что я не сниму повязки, пока не сосчитаю до пятидесяти. Я сосчитал до пятидесяти… и оказался на улице Сент-Антуан, против улицы Жуи.
– А потом?..
– Потом, мадам, я шел в таком счастливом настроении, что не обратил внимания на четырех мерзавцев, от которых насилу отделался. И вот теперь, мадам, сердце мое радостно забилось, когда я здесь нашел обрывок моего пера; я поднял его для того, чтобы сохранить на память об этой благодатной ночи. Но, несмотря на мое счастливое настроение, меня мучит забота о том, что сталось с моим товарищем.
– Он разве не вернулся в Лувр?
– К сожалению, нет, мадам! Я разыскивал его всюду, где он мог быть, – и в «Путеводной звезде», и в доме для игры в мяч, и в других приличных местах, но нигде ни Аннибала, ни Коконнаса…
Говоря последние слова, Ла Моль грустно развел руками и, приоткрыв этим движением плащ, обнаружил свой колет с зияющими дырами, сквозь которые проглядывала подкладка, как в прорезях одежды тогдашних щеголей.
– Да вас изрешетили? – сказала Маргарита.
– Вот именно, изрешетили, – ответил Ла Моль, не отказываясь повысить себе цену перенесенной им опасности. – Смотрите, мадам! Видите?!
– Отчего же вы не переменили колета, когда вернулись в Лувр?
– Оттого, что в моей комнате были чужие люди, – ответил Ла Моль.
– Как они попали в вашу комнату? – спросила Маргарита с выражением изумления в глазах. – Кто же был в ней?
– Его высочество!
– Тс-с! – остановила его Маргарита.
Ла Моль замолк.
– Qui ad lecticam meam stant? – спросила по-латыни Маргарита.
– Duo pueri et unus eques.
– Optime, barbari! Die Moles, quem inveneris in cubiculo tuo?
– Franciscum ducern.
– Agentem?
– Nescio quid.
– Quocum?
– Cum ignoto.[8]
– Странно, – сказала Маргарита. – Значит, вы так и не нашли своего друга? – продолжала она, видимо, совершенно не думая о том, что говорит.
– Вот почему, мадам, как я уже имел честь доложить вашему величеству, я просто изнываю от беспокойства.
– Тогда я не стану больше отвлекать вас от ваших розысков, – вздохнув, сказала Маргарита. – Но почему-то мне думается, что он найдется сам собой! Впрочем, поищите.
Сказав это, королева приложила палец к губам. Поскольку красавица королева не поведала Ла Молю никакой тайны, ни в чем не призналась, молодой человек рассудил, что этот очаровательный жест был сделан не с целью предписать ему молчание, а имел какое-то другое значение.
Процессия двинулась дальше, а Ла Моль, продолжая свои розыски, направился по набережной к улице Лон-Пон и вышел на улицу Сент-Антуан. Против улицы Жуи он остановился.
Вчера, как раз на этом месте, две дуэньи завязали глаза ему и Коконнасу. Он повернул влево и очутился перед домом, вернее – перед забором, за которым стоял дом; в заборе была дверь с навесом, обитая большими гвоздями, и с ружейными бойницами по сторонам.
Дом выходил в переулок Клош-Персе, между улицей Сент-Антуан и улицей Руа-де-Сисиль.