Королева мести

Места в нашем доме не хватало, чтобы вместить всех работников и членов их семей, но боги даровали нам прекрасный день, и многие из гостей согласились откушать на дворе. Поэтому всюду звучали песни и смех, люди ели, пили, танцевали и смеялись. Когда все насытились, Гуннар взял арфу и начал играть. Тут же в зале смолкли все голоса. Музыка наполнила дом и выплеснулась из дверей. Во дворе тоже стихли песни, и люди стали тесниться поближе к дверям, чтобы послушать Гуннара. Когда он закончил петь, на его место стали выходить другие желающие. Поскольку история бургундов полна печальными событиями, то и песни в основном звучали грустные, и вскоре в глазах большинства гостей в зале заблестели слезы.

И вот вперед вышел Хёгни, он тоже вызвался петь. Все заворчали, поскольку знали, что Хёгни — неважный певец, да и Гуннар не отказывал себе в удовольствии подшутить над братом. Но па этот раз, казалось, Гуннар готов был послушать пение брата, потому что положил руки па струны сразу же, как Хёгни сказал, что исполнит песню, которую никто раньше не слышал. Люди любят новые песни, поэтому все постарались устроиться как можно ближе к певцу.

Гуннар стал играть, а Хёгни, которому было явно не по себе, откашлялся. Сначала его голос вызывал сдавленные смешки, но когда он завершил вступление и стал петь о гномах, ходивших по земле со дней ее сотворения, и о богах, населявших ее подобно людям, все затихли.

Я поняла, что песня Хёгни посвящена Сигурду. Меня смущала внезапная перемена в отношении братьев к Сигурду, но переполнял восторг от того, что люди, наконец, услышат о подвиге Сигурда. Пусть даже о нем споет Хёгни. Я с трудом пробралась сквозь толпу, чтобы встать рядом с Сигурдом.

Он улыбнулся мне и снова перевел взгляд на Хёгни. По его лицу, выражавшему лишь легкую заинтересованность, я догадалась, что он еще не понял, о ком будет песня. Но когда Хёгни дошел до той части истории, когда в наш дом пришли франки, губы Сигурда дрогнули, он улыбнулся шире и взял меня за руку.

Я тут же разыскала глазами Брунгильду. Она стояла в противоположном углу комнаты, прекрасная как никогда в сшитой специально для нее рубахе. Нас разделяло слишком много людей, чтобы она заметила мою руку в руке Сигурда. Пока Хёгни пел, как Сигурд и Реган поднимались в высокие горы, с трудом вдыхая разреженный воздух и прячась от снежных великанов, лицо моего жениха покраснело, а глаза увлажнились. Теперь его улыбка была широка и тверда, будто вырезанная из дерева. Хёгни описывал дракона слишком точными словами, чтобы составить эту песню самому. Я подумала, что Гуннар все же нашел время, чтобы задать Брунгильде свой вопрос. Судя по всему, ее ответ пришелся ему по нраву.

Наши работники стояли без движения, слушая о том, как Сигурд убил дракона. Многие оборачивались или тянули шеи, чтобы посмотреть на него, а те, кто находился рядом, клали руки ему на плечи. Когда песня закончилась, мало кто шутил о голосе Хёгни, и не было ни одной пары глаз, которая бы не искала Сигурда. Бургунды ждали его речи. Я отпустила руку Сигурда и отступила на шаг. Но он, никогда раньше не терявшийся в словах, казалось, лишился дара речи. Его лицо все еще пламенело, он с трудом и часто сглатывал, будто пытаясь сдержать свои чувства.

Молчание стало неловким, и, наконец, один из наших работников прошептал:

— Ты должен обратиться к людям, сынок. Они ждут.

Сигурд обернулся и посмотрел на него с недоумением. Затем перевел взгляд на братьев и крикнул:

— Погодите!

И, повторяя: «Пропустите! Пропустите!» — исчез в спальне Гуннара и Хёгни. В зале поднялся гомон, пока гости гадали, что Сигурд станет делать дальше. Но гул тут же затих, когда франк появился с мешком за спиной. Толпа расступилась, пропуская его к месту Гуннара.

Сигурд положил мешок у ног Гуннара и низко ему поклонился. Затем он поклонился Хёгни, стоявшему рядом.

— Братья, — громко сказал он. — Я принес вам выкуп за свою невесту, Гудрун. То самое золото, о котором вы так чудесно пели.

Весть о том, что происходит в зале, мгновенно распространилась за пределы дома. В зале стало еще теснее. Ни один человек в нем не смог бы сдвинуться с места даже если бы захотел. Возле двери тоже собралась толпа. Вытягивая шеи, люди стремились протиснуться внутрь. Только дети держались поодаль, но лишь потому, что стоявшие у двери взрослые отогнали их прочь.