Королева мести, или Уйти навсегда

– Помоги мне, если вдруг что-то начнется. – Коваль смотрела в черные глаза Ворона и ждала реакции.

Он не торопился, смаковал коньяк и разглядывал Марину, но она видела, что мысли его где-то далеко, он взвешивает что-то, прикидывает.

– Ты просишь у меня защиты, Наковальня? – наконец произнес он, стряхивая с себя эту задумчивость.

– Да.

– Это странно и нехарактерно для тебя, ведь так? В чем подвох?

– Подвоха нет, – честно сказала она. – Больше того – я готова предложить тебе долевое участие в проекте.

– Мне нужно подумать.

"О, черт, только не это! Мне нужен четкий и конкретный ответ именно сегодня, потому что завтра вечером может быть уже поздно".

– Ворон, я клянусь тебе своим сыном – нет никакого подвоха, мне действительно нужно, чтобы ты вступился за меня перед Бесом, если что. Подумай о том, что сегодня прижмут меня, а ведь будет еще и завтра, когда Кадету может понадобиться что-то твое. И к кому ты обратишься тогда? А ведь ты меня знаешь – я не забываю ни добра, ни худа. – Марина не сводила глаз с его лица, по которому пробежала тень сомнения. – Решайся, Ворон, завтра будет поздно.

– Не дави на меня, – окрысился тот, и она замолчала.

Пауза затягивалась, Коваль закурила, нервно барабаня ногтями по подлокотнику кресла.

– Слушай, а где Хохол твой? – вдруг спросил Ворон, потянувшись к своей пачке и вытягивая из нее сигарету.

– Дома, с сыном.

– Как же он выпустил тебя одну?

– Я не одна – у меня шесть человек охраны.

– Думаешь, помогут, если что?

– Ты о чем? – подозрительно спросила она, ткнув в пепельницу окурок.

Ворон захохотал, откинувшись на спинку кресла, потом вдруг успокоился и серьезно ответил:

– Ты слишком многим поперек горла, Наковальня. Черные затаили на тебя зло за Мамеда и Азамата, да и макаровские тоже. Я недавно разговор слышал, будто убрать тебя хотят.

– Тоже мне, новость, – вздохнула она. – Регулярно ктото собирается меня убрать.

– Напрасно ты так легкомысленно относишься к этому, девочка, – покачал головой Ворон.

– Ну что мне теперь, в бункер закрыться? Так кому надо, и там достанут. От смерти не спрячешься, Ворон, значит, такая судьба. Вспомни, как погиб мой муж, – тихо сказала Марина, глядя прямо перед собой.

Он неловко обнял ее за вздрагивающие плечи, встряхнул:

– Ну что ты, девочка, успокойся. Что ж теперь поделаешь… Малыш хорошую жизнь прожил, все имел.

Она поднялась, выпрямившись во весь рост:

– Мне пора. Спасибо, что выслушал.

– Погоди, не уходи так, – задержал ее Ворон. – Я согласен помочь тебе, если что. В конце концов, ты мне как родная. Рассчитывай на мою поддержку.

– Мои условия в силе – ты можешь войти в долю в проекте.

Она поцеловала его в щеку с чувством искренней благодарности. Ворон снял с вешалки ее шубу и проводил вниз, в зал, где неожиданно пригласил на танец. Марина не танцевала медленных танцев со дня гибели Егора, просто не могла, но тут вдруг согласилась, и они кружились с Вороном в вальсе, а Маринина охрана изумленно таращилась на хозяйку, стоя по периметру зала. Когда музыка кончилась, Ворон поцеловал ее руку и сам довел до машины, помог сесть и попросил позвонить ему сразу после визита к Бесу.

– Домой, Юра, – велела Марина водителю, откидываясь на спинку сиденья и закрывая глаза.

– Все нормально, Марина Викторовна? – тихо спросил Сева, высовываясь между сидений.

Она молча кивнула, не открывая глаз.

– Красиво танцуете, хозяйка, – заметил Гена, касаясь ее руки. – Замерзли руки? Юра, печку подкочегарь.

– Не надо, потерплю, – пробормотала Марина. – А про танцы… накатило что-то, сама не поняла. Женьке не говорите, бзыкнет опять.

– Как скажете.

В доме было темно, только в каминной горел огонь, уютно потрескивали березовые поленья. Хохол сидел в кресле с книжкой Сайгё, курил и читал. Услышав, что Марина вошла, бросил сигарету в камин и вышел в прихожую, опускаясь на колени и снимая с нее сапоги.

– Все в порядке?

– Вроде да.

– Удалось? – Женька поднялся, помогая снять шубу, мимоходом чмокнул в шею. – Соскучился…

– Я устала, Жень… – Она виновато посмотрела на своего любовника, потерлась носом о его майку.

– А я тебя жду, чай заварил, думал, посидим вдвоем, поговорим…

– И посидим, почему нет?

– Так устала ведь. – Женька поднял ее на руки и понес в каминную, где в кресле лежал ее халат. – Давай помогу переодеться.

Марина подчинялась его рукам с удовольствием, поворачивалась так, как он просил, до тех пор, пока не оказалась переодетой в черный шелковый халат и домашние туфли. Женька усадил ее в кресло, заботливо прикрыл ноги теплым пледом и подвинул кресло ближе к камину, зная, как Марина любит сидеть у огня и смотреть на пламя, языки которого медленно лижут лежащие в камине дрова, превращая их в угли. Она взяла обеими руками протянутую ей чашку с зеленым чаем, согреваясь, а Хохол, усевшись напротив, открыл книгу и наугад прочел:

"Несчастный!" – шепнешь ли ты?

Когда бы могло состраданье

Проснуться в сердце твоем!

Незнатен я, но различий

Не знает тоска любви.

– Ты о чем? – Марина сделала глоток и зажмурилась от удовольствия.

– Ни о чем, просто понравилось.