Гарик, подъезжая к его дому, вспоминал, как тот орал и плевался в его сторону слюной, обвиняя в том, что Кира родила мальчишку от него.
– Ты спишь с ней?! Спишь?! – орал Николай, и его светлые кудри разлетались в стороны от того, как он, гневаясь, резко дергал головой.
Гарик ему даже отвечать ничего не стал. Получилось бы, что оправдывается. А ему оправдываться было не в чем и не за что. Он не спал с Кирой никогда. Он никогда не видел в ней женщину. Да ее в ней, если разобраться, и не было. Она была кем угодно: вожаком стаи, управленцем, финансовой богиней, судьей, палачом, но не женщиной.
Женщиной Кира никогда не была. Как никогда не была и хорошей матерью. Илья ее любил, конечно, любил, но и всегда ее боялся. А разве матерей надо бояться?
Гарик еще помнил своих родителей, ушедших очень рано от неизлечимых болезней. Они были хорошими, добрыми. Они даже наказывать его не могли. Оттого он и вырос таким шалопаем. Неуправляемым и даже жестоким. И родителей он своих никогда не боялся.
А Илья мать боялся. Особенно в последние годы, когда она подставила под его зад свое директорское кресло.
Вот что получилось с его назначением? Вроде власть ему дала, устранилась от управления заводом, а контроля с ее стороны стало даже больше. И поводов бояться ее у Ильи появилось больше. Он ведь шагу не мог ступить без ее разрешения. Он совещания в своем кабинете проводил, поставив телефон на громкую связь, чтобы Кира все слышала. Знал кто об этом из управленцев или нет, неизвестно, но Илью это угнетало. Он очень стеснялся такого контроля со стороны матери и скрипел зубами, когда приходилось привозить ей на рассмотрение какие-нибудь документы.
Она их не подписывала, нет. Не все. Но просматривала, давала указания, а иногда и орала на него.
Интересно, знает Кира или нет, что затеял Илья за ее спиной? Что вложил солидные деньги в проект, который она категорически запрещала? Как-то теперь будет на заводе? Кто встанет у руля? Неужели Кира найдет в себе силы?
И тут же подумал, глуша мотор, что все как-то слишком уж своевременно вышло. Как только Илья вложил деньги, затеяв за спиной матери грандиозное переустройство, так сразу его не стало. Надо полюбопытствовать, кто с ним был в деле. Кто еще был заинтересован в последнем проекте? Что за люди?
Да, Кира права, ругая его. Он в самом деле многое проспал. Проконтролируй он мальчишку, глядишь, и удалось бы избежать его гибели. Может, кому-то было нужно, чтобы Киры не стало. Чтобы она прекратила контролировать Илью. И он…
Наделал ошибок. И профукал дело матери.
Надо, срочно надо узнать, кто с ним был в деле. Кто затеял этот грандиозный проект, который Кира отвергла?
Гарик вошел в подъезд, кивнул консьержке. Та знала его в лицо. Он не раз возил сюда конверты с пособием для бывшего мужа Киры. Пособие было весьма приличным. Николай не должен был бедствовать. А он бедствовал! Жил скверно, бедно. Потому что все, что можно было, пропивал. Или нет?
Гарик вдруг остановился на лестнице и подсчитал. Тех денег, которые Кира выделяла Николаю ежемесячно, хватило бы поить месяц человек пять. А Николай, по сведениям, почти ни с кем не общался. Всегда пил один. Пил самое дешевое пойло. Гарик видел пустую тару.
Куда он девал деньги? Одевался как нищий. В холодильнике всегда шаром покати. Мебели почти не осталось, он всю распродал. Так куда он девал ежемесячное пособие? Играл? Копил?
В голову полезли скверные мысли о тайном счете Николая. Солидном тайном счете, который он обнулил, покупая дорогую винтовку с оптикой. Хотел убить Киру, а убил сына?
Не-ет, кишка тонка. После таких запоев, с такого расстояния – с крыши дома он не смог бы поймать в прицел даже динозавра. Или смог бы?
Зачем он притащился с Ивановым к дому, где жила, живет и ныне здравствует невеста погибшего Ильи?
Гарик постучал кулаком в дверь и прислушался. Николай был дома. Он отчетливо слышал из-за дешевой металлической двери его шаги. Вот он встал по ту сторону, привалился мордой к двери, припал оком к дверному глазку.
– Открывай, – громко потребовал Гарик. – А то вышибу сейчас, к чертям собачьим, эту дверь вместе с твоими зубами.
Вот что было у Николая отличным, так это зубы. Столько лет пить беспробудно и не потерять ни одного резца. И это вдруг тоже показалось Гарику странным. Белоснежные зубы у спивающегося алкаша? Что-то не вяжется. Он давно должен был все внутренности пропить, и зубы его должны были потемнеть, а то и повыпасть, к чертям собачьим. А он, сука, скалится, как голливудская звезда.
Выходит, что? Он водил их все эти годы за нос, притворяясь алкашом?
В замках металлически защелкало. Гарик насчитал три отпираемых запора, хотя замочных скважин было всего две.
– Кого боишься, Миколка? – Гарик толкнул дверь сразу, как лязг прекратился, и вошел. – О-о-о, твою же мать… Признаюсь, выглядишь ты так себе.