Королева под снегом

Подошли Нильс и Карин. Тео уже наскучили акулы, и он потащил семью к другим живым картинам. Малыш взрывался смехом при любой находке, особенно когда удавалось отыскать трепещущий силуэт в отверстии скалы или подрагивающую чешую, сливающуюся с песком. Он стучал по стеклу, чтобы заставить рыбу показаться, и восторженно хлопал в ладоши, когда от песка отделялся скат и взмывал, как птица, в синие потемки.

Он остановился у бассейна со спрутами. Одновременно к нему подошла маленькая девочка.

– Кто это? – спросила она Тео.

– Это сп’уты!

– Они противные, смотри, какие у них руки, как кисель, – сказала девочка. – Фу!

– Они похожи… – добавил Тео, задумался и почти выкрикнул: – Большая голова, а вокруг макароны в прыщах!

Девочка звонко рассмеялась.

Дети пустились насмешничать кто во что горазд, и Тео был на седьмом небе.

– Смотри, они обнимаются!

– Фу, гадость.

– Фу-фу-фу, какие они противные!

Нильс сфотографировал их своим телефоном.

Сэм вдруг стало трудно дышать. Она отошла на несколько шагов, чтобы скрыть свое недомогание.

Ей не хватало воздуха, и пришлось сесть на пол в тени между двумя аквариумами. К счастью, ни отец, ни Карин, ни братишка еще не заметили ее отсутствия. Она старалась дышать ровно, но воля была бессильна, плотины прорывались одна за другой, паника накрыла ее, грудь сдавило, в висках застучало. Пришлось достать спрей вентолин, который всегда был у нее в рюкзаке.

Карин поискала ее глазами через плечо и удивилась, что ее нет рядом. Сэм встала и кивнула на светящийся вдалеке указатель туалета, как будто ей понадобилось по неотложному делу.

Карин улыбнулась ей и показала жестами, что они будут ждать ее на том же месте, у спрутов.

Сэм кинулась к раковине, до отказа открыла кран, умыла лицо.

Она выпрямилась перед зеркалом, опираясь руками на эмалевый край. Ей самой было не совсем понятно, почему разговор малышей всё в ней перевернул.

Два года назад Сэм приехала с Дианой в Соединенные Штаты, освежив за лето свой английский. Она должна была поступить в выпускной класс лицея Элен-Буше близ Порт-де-Венсенн в Париже, но вместо этого записалась в публичный лицей Милуоки, чтобы подготовиться к экзаменам на международную степень бакалавра. Ей до конца не верилось, что она будет жить в Америке. Всё было так ново для нее…

Большая и светлая квартира Ричарда на десятом этаже небоскреба выходила на озеро Мичиган. В ветреную погоду можно было видеть, как кайтбордисты скользят по волнам до самого заката.

Ее одноклассники больше занимались спортом, чем в Париже. Сэм записалась на легкую атлетику и бегала с утра по субботам с другими девочками вдоль реки по тропе Оук Лиф Трейл. Вот так она и встретила Уильяма. Он бежал навстречу в наушниках и чуть не сшиб ее.

На следующей неделе они уже бегали вместе.

Потом Уильям стал встречать ее после занятий. Он показал ей город, познакомил с друзьями, сводил на концерт Шерил Кроу.

– Тебе надо познакомиться с фолк-музыкой, это настоящая американская классика.

Сэм предпочитала другую музыку и другие голоса, ей нравились Анна Кальви и Рокиа Траоре.

Уильям морщил нос, и она смеялась.

Впервые у нее были отношения с парнем.

Он находил ее очень миленькой, хотя и не в меру экзотичной. Он дал себе месяц, чтобы сблизиться с ней (в своей личной стратегии он называл это «восходящей фазой», во время которой показывал себя самым очаровательным из парней), месяц, чтобы влюбить ее в себя, если она достаточно наивна, и еще один на то, что он называл «уложить», предпочитая именно этот момент, когда его победы падали со своего облачка к его ногам. Потом наступал переходный период, он еще немного держал их при себе, унижая с позиции силы и одновременно приступая к поиску новых жертв.

Уильяму было совершенно необходимо верить в свое всемогущество, чтобы жить. Больше всего на свете он любил оставлять за собой поруганную дружбу и растоптанную любовь. Чем выше взлетишь, тем больнее падать. Это требовало одновременно инстинкта закаленного в боях хищника и цинизма законченного негодяя.

Сэм очень похорошела за эту осень. Она так сияла, что Уильяму пришлось сделать над собой отчаянное усилие, чтобы выпустить в нее первые стрелы. Она не обижалась, он был старше, опытнее, ей казалось нормальным идти в его тени.

– Мордашкой-то она вышла, только кругленькая немного, – говорил он при своей компании, развалившись на диване и обнимая ее одной рукой за плечи.

Сэм смеялась вместе со всеми, гордясь тем, что занимает центр кружка. Но каждый раз, делая ей комплимент, он так или иначе ухитрялся тут же принизить ее язвительным замечанием, а когда она сердилась, усиленно удивлялся, относя это «недоразумение» на счет ее статуса иностранки. Он называл ее «моя негритяночка» или «моя хорошенькая френчи» и целовал. А ей так хотелось нежности, что она с легкостью прощала ему жестокость.

Но уж коль скоро Уильям взялся ее унижать, это шло по нарастающей и повторялось всё чаще.

Это не могло не сказаться на Сэм. Она то не в меру возбуждалась, то хандрила, стала обидчивой и раздражительной, иногда плакала без всякой причины.