Королева роз

Крик кулика разнесся далеко над болотами, словно в ответ захлюпали болотные пузыри. Я обернулась — ловцы поднялись с кочек. Значит и мне надо вставать. Голову тянуло к земле, рог неожиданно показался тяжелым, но я подняла голову. Йооооооо!!!! Я жива и ещё не проиграла свой бой. Откуда-то с запада откликнулся еле слышный хриплый голос рожка — братья слышат меня. Это придало сил. Ненадолго, но придало — я побежала. С кочки на кочку, с клочка суши на непрочную дерновину с поваленного ствола на корягу. И гнилое дерево не выдержало. Я сорвалась в топь.

Холодная волна обняла меня сразу по грудь. Вместе с холодом пришел ужас, я забилась, расплескивая воду, разрушая непрочный ковер корней на поверхности топи. Копыта не чувствовали опоры, стылая грязь сдавила ребра, стало трудно дышать, крик забился в горле, но закричать я уже не сумела. Опираясь на край промоины, бросилась на сухое боком — дерновина, хлюпнув, разорвалась. Помутилось в глазах, свело глотку, запах прели словно бы просочился под кожу. Последним усилием я положила на мох шею и голову, попробовала ухватиться зубами за какой-то корень, но он не выдержал моей тяжести. Я слышала, как идут по болоту ловцы, как чавкает мох под ногами, но уже ничего не могла сделать.

Они приблизились медленно и осторожно, остановились за корягой, о чем-то заговорили. Седой отдавал приказания, Длинноволосый отвечал коротко. Я смотрела, как по рыжему мху ползают какие-то сонные букашки, и гадала — убьют меня до того, как вытащат из трясины или после, насколько ценна им шкура или хватит одного рога. Погружаться в болото я перестала, под брюхом оказался какой-то топляк, но для толчка опоры не хватало. От тепла тела вода немного согрелась, я перестала мерзнуть, это купание — если бы не обстоятельства — могло бы быть почти приятно.

Длинноволосый осторожно положил на мох две длинные жерди, обвязался одной веревкой, вручив конец Седому, взял второй моток и осторожно пополз ко мне, приговаривая что-то ласковое. Я принюхалась — от него пахло морем, соленой свежестью, даром, что все мы здесь были в грязи. И в зеленых, широко раскрытых глазах тоже плескалось море. Он осторожно прикоснулся ко мне, погладил гриву. Я вздрогнула от неожиданности — в этих ладонях не было зла, краткоживущий действительно хотел мне помочь. Палкой он подпихнул под мой живот веревку, обвязал передние ноги, закрепил петлю на туловище, под брюхом, затянул узлы и пополз назад. Вдвоём с Седым они ухватились за концы веревки и потянули. Я оттолкнулась от топляка и рванулась вперед — умирать на твердой земле по любому приятнее, чем на суше. Склизкая хлябь так просто не отпускала добычу, я почувствовала, что задние ноги вязнут, и снова забилась. Веревка лопнула. Я увидела, как Седой достает арбалет, а Длинноволосый качает головой, что-то доказывая. Договорились — арбалет вернулся за спину, Длинноволосый пополз ко мне, закреплять узлы ещё раз. Я ощущала его усталость почти как свою, он держался только на силе духа. Снова мучительное усилие, боль от веревок, невозможность вдохнуть, отвратительный чавкающий звук — и трясина отпустила добычу.

Я лежала на боку, тяжело дыша, измученная, но живая. Ловцы утирали пот, разминали ладони, посмеивались. Потом Седой протянул Длинноволосому нож, а сам достал флягу и опустился спиной на мох — он все-таки был немолод, погоня далась нелегко и ему тоже. Я ждала. Наверное, можно было сопротивляться, но смерть едва ли не самое важное дело, которое совершаешь в жизни — и идти к нему нужно спокойно и с благодарностью. А на Звездном Тракте я встречусь с матерью — говорят, будто души знают судьбу живущих, вдруг она дождалась меня? Я услышала частое дыхание Длинноволосого, он никак не мог продышаться после работы, ощутила холодное прикосновение мерзкого железа к груди — и поняла, что он разрезает веревки.