Королева роз

Сон настиг его быстро, но был беспокоен и странен. Ночь. Гроза. Мокрый лес, в кронах гуляет ветер. Белая тень впереди. Он верхом, он гонится за оленем. Зверь мечется, скачет через овраги и замшелые бревна. Он пускает коня след в след, но не может догнать. Пот застит глаза, сердце бьется, как рыба в сети. Впереди скалы. Олень мчится вверх по уступам, еще миг — и его не поймать, а конь боится острых камней. Но зверя надо настигнуть! Он спешивается, поднимается вверх по склону. Хлещет дождь, молнии бьют все чаще. Ноги скользят, тело ломит от напряжения, но до цели подать рукой. Олень замер над пропастью, он испуган. Прыжок с тропы — на спину непокорной добыче. Вывернуть рога, сжать гибкую шею, повалить зверя! И вдруг — вместо жесткой шерсти под руками горячая кожа. Он обнимает женщину. У самых губ — нежный висок с темной изюминкой родинки. Смотрят в упор, не видя, глаза цвета старого серебра… Королева моя… И тут же с неба бьет молния прямо в вершину скалы. Сон прошел.

Ланселот улыбнулся, не открывая глаз. Тело было светлым и легким, губы — сладкими. Пахло розовым маслом. Прижимаясь щекою к его плечу, рядом лежала женщина. Любимая. Гвиневра… Гвиневра?!!! Боже мой! Ланселоту показалось, что он летит в пропасть без дна.

Рассвет за окном померк, тело отказалось повиноваться. И ничего не изменишь. Он, рыцарь без страха и упрека, погубил свою душу и душу любимой. Мгновения капали стылой водой на темя… Женщина шевельнулась.

Пересиливая себя, он медленно повернул голову. Волосы — пшеничные, а не пепельные. Губы — темные. Глаза — искристо-голубые. Кажется, он встречал эту девушку в свите Гвиневры. Ланселот приподнялся на локте, вглядываясь в испуганное лицо.

— Зачем?

Девушка съежилась под покрывалом.

— Кто ты?

Губы девушки дрогнули.

— Что дурного я сделал тебе?

Девушка выскользнула из постели:

— Добрый сэр, я люблю вас! — и взмолилась поспешно, — На турнире в честь свадьбы моей госпожи вы похитили мое сердце. Целый год я смотрела вам вслед, но и взгляда в ответ не дождалась. Вы опять уезжаете, добрый сэр, бог весть, когда вернетесь и вернетесь ли вообще! А теперь я рожу вам дитя. И всю жизнь буду счастлива.

— Ты опозорила и себя и меня.

— Я люблю вас. Прощайте! — девушка подхватила накидку с пола и метнулась за дверь.

Горсточкой листьев прошелестели шаги в пустом коридоре, скрипнул замок… Тишина.

* * *

Гвиневра спустилась в сад — бессонница утомила ее, оттенив усталой голубизной тонкую кожу век. Конница облаков отпустила луну на волю. Удивительным снегом осыпали почву нерожденные яблоки, молодая сирень поникла тяжелыми кистями. Пахло цветами, мокрой землей и покоем. Королева прошлась вдоль ограды, коснулась сонными пальцами прохладного камня. Ей казалось — еще мгновение и она услышит, как неспешно растет трава. Над замком герольдами мая кружили лебеди.

Глава вторая

Ланселот медленно ехал по старой римской дороге. Булыжники частью размыло, конь спотыкался о выбоины. День был прекрасен, ветер свеж, и настроению доброго рыцаря это подходило примерно так же, как лепет младенца — отчаянной битве. Выражаясь короче, сэр Ланселот был мрачен.

Неделю провел он в пути, но к цели приблизился не более, чем к Авалону. По капризу судьбы изменил даме сердца и был стыдно счастлив, что изменил ей, а не с ней. Окажись тогда рядом с ним королева — он забыл бы и долг и Бога. Исповедь перед отъездом не облегчила души. Он молился, но небо молчало. Дорога тянулась незаселенными землями, ночевать предстояло в лесу. На сердце было тяжело, в желудке — пусто. И, в довершение всего, болел зуб.

Ланселот миновал поросшие жухлым тероновником развалины римской виллы и поднялся на холм. Дорога петляла, сбегая к сутулому каменному мосту над тихой речкой. На дальнем берегу вросла в землю полуразрушенная часовня. Вокруг нее столпились молоденькие рябины, похожие на послушниц, одетых в белое. Хорошее место для отдыха.

Перебраться через мост стоило труда — посредине провалилась плита и жеребец заупрямился. Ланселот попытался его пришпорить — без толку. Пришлось спешиться и вести жеребца в поводу. Мимоходом подумалось — Гром стареет, скоро придется менять коня. Миновав мост, Ланселот расседлал жеребца и пустил его пастись. Сам же умылся в реке — вода оказалась на удивление чистой — и направился в часовню.

После светлого майского дня сырая, почти могильная строгость храма ударила по глазам. Какое-то время Ланселот ничего не видел, кроме полос света из узких, похожих на крепостные бойницы окон. Привыкнув к сумраку, он различил не тронутый временем алтарь в глубокой нише и две фрески по обеим ее сторонам. Левая почти осыпалась от сырости и старости, рисунок было не разобрать. А правая сохранилась прекрасно. С нее спокойно и ласково смотрела на Ланселота Дева Мария. В платье цвета небесной лазури, с венком из белых роз на вьющихся волосах, босоногая, смуглая, она улыбалась — и мир был в ее глазах.