Разумеется, тут ничего нет! Король, это всем известно, любил пококетничать с дамами. И как ему не найти Кэтрин привлекательной? Генрих улыбался ей, но это еще не значит, что он искал близости. Но как там кто-то сказал про него при Анне?
Да так ли?
Разумеется, она не осмелится спросить его напрямик. Поступить так не позволяло ей чувство собственного достоинства, и в любом случае он король и не обязан ни перед кем отчитываться. Если у него появится любовница, лучше всего игнорировать это. Пока он не унизит ее на людях, она попытается не обращать ни на что внимания. Генриха она не любит, так что его измена ничего для нее не значит.
Но значила!
Оправив юбки, Анна вернулась на банкет, взмахом руки отказалась от предложенного ей угощения, присоединилась к королю, улыбалась и кивала, пока они разговаривали с гостями. И была рада, что Кэтрин Говард убралась с дороги.
В тот вечер Анна попросила матушку Лёве и Сюзанну помочь ей приготовиться ко сну. Она не хотела, чтобы рядом находились английские дамы. Это вызовет недовольство, Анна знала, но у нее были более серьезные поводы для беспокойства.
— Что вам известно о Кэтрин Говард? — спросила она.
Лицо Сюзанны напряглось. «Только не говорите мне, что весь двор уже знает!» — взмолилась про себя Анна.
— Она племянница герцога Норфолка, то есть кузина королевы Анны. Пост при дворе получила впервые, без сомнения, по протекции своего дяди.
И чего ради? Никто не обрадовался бы больше, чем Норфолк, если бы Генрих стал ухаживать за другой его племянницей. Наверное, он позлорадствовал бы, увидев, как Анна падет с трона королевы-консорта; ему бы очень понравилось снова подняться к вершинам почета и власти. Анна не усомнилась бы в желании этого старого лиса подставить Кэтрин на пути Генриха. Покладистая, верная долгу маленькая королева-католичка, не запятнанная связями с реформаторами, — это прекрасно подошло бы Норфолку! Анна надеялась, что забредает в мир фантазий.
— Она бедна как крестьянка! — сказала матушка Лёве. — Сказала мне, что ее отец умер в прошлом году и у нее нет состояния. Мать почила в бозе, когда Кэтрин была ребенком, и ее вырастили в доме бабушки, вдовствующей герцогини Норфолк. Ей не очень хотелось об этом говорить, она все твердила, как рада быть при дворе.
— Мне она кажется слишком развязной, — сказала Сюзанна, расплетая волосы Анны. — Она — вся насквозь Говард.
— А почему вы интересуетесь ею, ваша милость? — спросила матушка Лёве.
Анна села, чтобы с нее сняли туфли и чулки. Она решила не разглашать свои страхи, так будет лучше.
— Мне показалось, что я никогда не обращала на нее особого внимания и мне следует побольше узнать о ней. Странно, что Говарды до сих пор не нашли ей мужа.
«А может, как раз нашли», — поддразнил ее назойливый внутренний голосок.
Анне хотелось прямо спросить Сюзанну, доходили ли до нее слухи о связи короля с Кэтрин, но она слишком боялась услышать ответ. Лучше уж оставаться в неведении.
Или нет?
В последующие дни Анна обнаружила, что ее терзают сомнения: она пристально всматривалась в Генриха, когда тот приходил к ней, следила, не косится ли он в сторону Кэтрин, и за Кэтрин тоже приглядывала. Но больше поводов для волнения ни фрейлина, ни король не давали. Через неделю Анна заключила, что, вероятно, ошиблась. А когда получила в подарок от вдовствующей герцогини Норфолк дорогое украшение, то вздохнула с облегчением: казалось невероятным, чтобы герцогиня искала милости королевы, задабривая ее дарами, зная при этом, что король ищет благосклонности ее внучки.
По окончании турниров Генрих выглядел печальным и задумчивым. Анна опасалась, что контраст между ним, стареющим, и молодыми участниками состязаний привел его в уныние, напомнил об удовольствиях, которые теперь ему недоступны. В любом случае он имел причины жалеть себя, потому что был нездоров. Боль в ноге сковывала его движения, иногда он даже ходил с трудом, не говоря уже о том, чтобы сесть на коня. Мало того, у него появился нарыв, из которого сочился гной, и требовалось каждый день обрабатывать и перевязывать его, а это не слишком приятно, особенно притом что рана издавала зловоние. Анна чувствовала этот мерзкий запах, садясь с королем за стол. Хотя она и жалела Генриха, но это отвращало ее от пищи. Ей было стыдно. Он испытывал жгучую боль, и один или два раза Анна видела, как Генрих закрывал глаза и часто дышал, словно у него иссякали силы терпеть страдания.
Однажды вечером за ужином он положил на стол нож и со вздохом сказал:
— Я устал от жизни.
— Неужели врачи ничем не способны вам помочь? — спросила Анна, чувствуя себя беспомощной.
Генрих покачал головой:
— Нет, если только я не пойду под нож. Я собираюсь с духом.