Королева Шотландии в плену

С ним согласились. Но прошло несколько дней, а Уолсингем все не отвечал на его просьбу выдать паспорт. Бабингтон, начавший волноваться, снова написал секретарю и предложил свои услуги в качестве шпиона во время пребывания во Франции. Как дворянин с католическими убеждениями, он мог рассчитывать на доверие со стороны других католиков и на то, что ему будет нетрудно вращаться среди врагов их повелительницы, королевы Елизаветы.

Это позабавило Уолсингема, и он пригласил своего управляющего, одного из секретарей и нескольких своих слуг высшего ранга.

— Есть молодой человек, — сказал он им, — который докучает мне просьбами выдать ему паспорт. Свяжитесь с ним, пригласите его поужинать с вами. Внимательно понаблюдайте за ним и напоите его вином. Послушайте, что он будет говорить в пьяном виде. Вы можете предложить ему… ну, например… что попробуете, если сможете, помочь ему в его просьбе.

Вскоре после этого Бабингтону нанес визит секретарь Уолсингема, и он принял его приглашение на ужин. Но слуги Уолсингема не имели опыта шпионажа, и что-то в их поведении вызвало подозрение у Бабингтона. Он пил совсем не так много, как им того хотелось. К тому же во время пребывания в доме Уолсингема он заметил на столе секретаря бумаги и в одной из них, написанной почерком Уолсингема, к своему ужасу, прочитал собственное имя.

Это положило конец его спокойствию. Извинившись, он покинул собравшихся и поспешил домой в Барбикан; там он поручил одному из своих слуг, которому доверял, предупредить остальных заговорщиков, а затем ринулся в лес святого Иоанна.

В гуще леса он отыскал хижину и провел в ней остаток ночи. Утром слуга принес ему еду и сок грецких орехов. Бабингтон натер этим соком кожу, отчего она потемнела, и приказал слуге состричь ему волосы. Затем он обменялся одеждой со слугой и отправил его обратно в Барбикан.

Он не мог долго оставаться там, поэтому следующей ночью пошел в Харроу к Джерому Белами, который был недавно обращен в католическую веру. Джером не сразу узнал человека со смуглым лицом. Когда Бабингтон объяснил ему свое затруднительное положение, Джером с готовностью согласился укрыть его. Незадачливый глава заговора оставался там несколько недель.

Но охота уже началась. Уолсингем решил положить конец его жизни на свободе. Он знал, что Бабингтон не мог убежать далеко и что Джером Белами из Харроу, недавно обращенный в католическую веру, был другом заговорщика.

Однажды теплым августовским вечером к Джерому постучался человек. Когда дверь отворили, он оттолкнул изумленного слугу и направился в дом.

— Не пытайтесь выгнать меня, — заявил пришедший. — Дом окружен людьми королевы. Я пришел с обыском, поскольку уверен, что вы укрываете изменника, выступающего против нашей государыни, королевы Елизаветы.

Бежать было некуда. Энтони Бабингтона увезли из Харроу как узника Уолсингема.

Сэр Эмиас Паулет пришел в апартаменты королевы. Он улыбался. Мария редко видела его в таком хорошем настроении.

— Ваше величество, — сказал он, — у меня приглашение от сэра Уолтера Астона из Тиксала, что неподалеку от Чартли, как вам известно. Он организовывает охоту на оленей в своем парке и спрашивает, не соизволите ли вы присоединиться к их обществу.

У Марии от подобной перспективы загорелись глаза. Летом она чувствовала себя значительно лучше, а в эти прекрасные августовские дни была достаточно здоровой, чтобы скакать верхом и справляться с арбалетом.

— Тогда я передам ваше согласие сэру Уолтеру, — сказал ей Паулет.

Весь день Мария пребывала в возбужденном состоянии от перспективы прокатиться верхом.

— Я уверена, — сказала она Джейн Кеннеди, — что Паулет утратил ненависть ко мне, которую испытывал прежде. Он был весьма рад, что я могу получить такое удовольствие.

— Может быть, это потому, что, чем хуже он себя чувствует, тем больше сочувствует вашему величеству, — ответила Джейн.

В назначенный день компания выехала из Чартли с охранниками впереди и сзади. Рядом с Марией ехал сэр Эмиас.

У Марии было приподнятое настроение. Она почти верила, что выбралась из своей тюрьмы. Воздух был теплым, и так прекрасно было ощущать прикосновение солнца. Она пришпорила лошадь и понеслась галопом. Сэр Эмиас не мог угнаться за ней, но, припомнив его напряженное лицо, когда он ехал рядом с ней, она снизила скорость и подождала, пока он поравняется с ней.

«Бедный старик! — подумала она. — Он немощен и, вероятно, испугался, когда я понеслась галопом, обогнав его». Могло бы получиться совсем иначе, если бы ее сторонники внезапно появились здесь. Нельзя было бы винить сэра Эмиаса, если бы его охранники оказались в меньшинстве. Но она не хотела понапрасну волновать старого человека.

— Простите меня, сэр Эмиас, — извинилась она. — Я знаю, как болят ваши конечности. Никто не знает это лучше, чем я.

Сэр Эмиас кисло улыбнулся ей, и несколько миль они ехали рядом. Она взглянула на Жака и Гильберта, которые гарцевали поблизости от нее, и порадовалась, увидев, что они тоже наслаждаются скачкой.