Королева Солнца

Это требование было произнесено тоном, в котором звучала резкость приказа. В ответ появилась новая мощная волна невидимой угрозы. Казалось, она может уничтожить их всех. Волна угрозы накатывалась, как волна сильного прибоя разбушевавшегося океана, бьющегося о берег. На этот раз Дэйну показалось, что он различает какую-то темную массу. Прежде чем он успел разглядеть что-нибудь определенное, Дэйн отвел глаза и сконцентрировался на движениях своих барабанящих рук. Он отказывался верить, что такие мощные силы приведены в действие лишь затем, чтобы уничтожить их. Он не раз слышал, как Тау рассказывал про такие вещи, но услышанные в знакомой обстановке на борту «Королевы» подобные приключения так и оставались только рассказами.

Здесь же, несомненно, таилась настоящая опасность. Однако Тау, когда над ним во всей своей мощи проходила волна угрозы, продолжал, не склоняясь, стоять как ни в чем не бывало.

И вот, скрываясь под гребнем этой невидимой разрушительной волны, появился тот, кто был причиной всего этого. Это было не привидение, созданное из болотного тумана, а живой человек. Он шел спокойно с пустыми руками, как и Тау, и никто не заметил у него оружия. У костра люди застонали и повалились на землю, слабо стуча руками о почву. Но когда Ламбрило вышел из темноты, один из туземцев встал на четвереньки и начал двигаться маленькими мучительными толчками. Он пополз по направлению к Тау, его голова раскачивалась на плечах, как голова мертвой скальной обезьяны. Дэйн перехватил барабан одной рукой, а другой нащупал свой лучевой пистолет. Он попытался выкрикнуть предупреждение, но понял, что не может издать и звука.

Одна из рук Тау поднялась по направлению к приближающемуся туземцу и сделала круговое движение. Ползущий человек, глаза которого закатились и стали видны одни белки, последовал за этим жестом и обошел врача. Он направился к Ламбрило, хныча как собака, которой не дали выполнить приказ хозяина.

— Вот так, Ламбрило! — сказал Тау. — Это только между тобой и мной. Или ты не хочешь показать свою мощь? Разве Ламбрило так слаб, что должен посылать другого выполнять твою волю?

Снова подняв две руки, врач резко опустил их и коснулся земли. Когда он опять выпрямился, в руке у него был зажат нож, который он затем бросил впереди себя. Вдруг дым от костра вытянулся по направлению к Ламбрило, закрутился вокруг него и затем исчез. Но там, где раньше стоял человек, теперь слонялась черная бестия. Ее рычащая морда олицетворяла ненависть и жажду крови, хвост с белой кисточкой яростно хлестал по бокам. Но Тау встретил эту трансформацию смехом, который прозвучал как удар кнута.

— Мы — оба мужчины, ты, Ламбрило, и я. Так встречай меня как мужчина и оставь эти трюки для тех, у кого нет ясного зрения. Ребенок играет как ребенок… — Голос Тау громыхал, но сам он исчез.

Высокое полосатое существо — чудовищная горилла — стояло теперь перед хатканским львом. Но это продолжалось лишь одно мгновение, а затем космонавт стал снова самим собой.

— Время игр кончилось, человек с Хатки. Ты пытался охотиться за нами, желал нашей смерти, не так ли? Так пусть теперь смерть будет уделом проигравшего.

Лев исчез, и перед ним снова появился Ламбрило. Он стоял в готовности, как человек перед смертельной схваткой, знающий, что пощады не будет. Для глаз Дэйна хатканец не сделал ни одного движения, однако костер вспыхнул, будто в него подбросили свежую пищу. Языки пламени оторвались от дров и, как красивые и опасные птицы, взлетели в воздух. Они ринулись на Тау, окружили его, начиная с земли под его ногами и смыкались над его головой. Они соединились и завертелись все быстрее и быстрее, пока Дэйн, с удивлением следивший за этим, не увидел как бы сплошное пятно света, скрывавшее Тау в огненной сердцевине. Его собственные запястья сильно болели от длительного битья в барабан. Он поднял руку, пытаясь защитить глаза от слепящего света.

Ламбрило запел, и тяжелый ливень слов обрушился на них. Дэйн застыл — его руки предали его, попав под власть ритма этой чужой песни! Он немедленно поднял обе руки и опустил вниз на барабан в беспорядочной серии ударов, не имевших отношения ни к песне, нужной Тау, ни к песне, которую теперь пел Ламбрило, — тхумп-тхумп-тхумп-тхумп… Дэйн выбивал это неистово, колотя в барабан так, как будто хотел вбить свои кулаки в тело хатканского колдуна. Стол огня закачался, завертелся, словно на него подул ветер, и исчез. Тау, целый и невредимый, спокойно улыбался.

— Огонь бессилен! — констатировал врач, указал рукой на Ламбрило и спросил: — Попытаетесь ли вы, знахарь, иметь дело с землей, водой, а также с воздухом? Ну что же, зовите сюда ваше наводнение, ваш смерч, вызывайте землетрясение. Ничто из этого меня не тронет.