Слишком много глаз – вокруг было слишком много глаз, чтобы Манона убила ее. И если она так ценна для герцога, Манона не сомневалась, что он заберет одну - или всех – из Тринадцати как возмездие.
- Быстрее, Аброхас, - сказала она, он набрал скорость с рычанием. Она проигнорировала непослушание, осуждение в этом звуке.
Они приземлились на немного сплюснутом горном уступе, и Манона оставила Кальтэну заботам Аброхаса, когда она потопала через лед и снег, в сторону паникующей деревни.
Тринадцать молча построились в шеренгу позади нее. Она не смотрела на них, часть ее не осмеливалась увидеть то, что написано на их лицах.
Жители деревни остановились, увидев шабаш, стоящий на вершине скалы, выступающей над лощиной, которую они превратили в свой дом.
Манона вытащила Рассекатель Ветра. И крики возобновились.
Глава 49
К полудню Аэлина подписала все документы, принесенные Заведующим Банка, оставив Башню убийц новым ужасным владельцам, а Эдион все еще не мог
Их карета довезла их до края трущоб, после чего они, придерживаясь теней, добирались домой тихо и незаметно. Тем не менее, когда они достигли склада, Аэлина продолжила идти к реке, находившейся через несколько кварталов, не говоря ни слова. Рован сделал шаг, чтобы последовать за ней, но Эдион остановил его.
Он, должно быть, желал умереть, потому что даже Эдион приподнял брови на фэйского принца, прежде чем последовать за ней по улице. Он слышал их маленькую перебранку вчера вечером, благодаря открытому окну в его спальне. Даже сейчас, он не мог решить, был ли он удивлен или разгневан словами Рована –
Она топала по улице с очаровательной раздражительностью, когда сказала:
- Если ты пришел сделать мне выговор, - выдохнула она, - я не думаю, что смогу убедить тебя развернуться.
- Ни единого проклятого шанса, дорогая.
Она закатила глаза и продолжила. Они шли бок о бок, пока не достигли коричневой реки. Ветхая, грязная дорожка из булыжников тянулась вдоль края воды. Ниже был заброшенный и полуразрушенный столб, это все, что осталось от старого дока.
Она смотрела на мутную воду, скрестив руки на груди. Во второй половине дня, свет почти ослеплял, отражаясь от поверхности глади.
- Покончим с этим, - сказала она.
- Сегодня – кем ты была сегодня, это была не только маска.
- Это беспокоит тебя? После того, что ты видел, как я вырезала королевскую рать?
- Это беспокоит меня, потому что те люди, которых мы сегодня встретили, и глазом не моргнули на этого человека. Меня беспокоит то, что ты
- Что ты хочешь, чтобы я сказала? Чтобы я попросила прощение за это?
- Нет – боги нет. Я просто… - слова были неправильными. - Ты знаешь, что когда я пошел в те лагеря, когда стал генералом…я тоже позволил границам размыться. Но я все еще был на Севере, по-прежнему жил среди нашего народа. Ты приехала сюда и должна была расти вместе с этими кусками дерьма…и мне жаль, что меня не было здесь. Мне жаль, что Аробинн, так или иначе, не нашел меня, тоже, и не воспитал нас вместе.
- Ты был старше. Ты не позволил бы Аробинну взять нас. В тот момент, когда бы он отвернулся, ты бы схватил меня и убежал.
Правда - истинная правда, но…
- Человек, которым ты была сегодня и несколько лет назад – у этого человека не было никакой радости и любви.
- Боги, у меня все
- Тем не менее, я хотел, чтобы ты это знала.
- Что ты чувствуешь вину за то, что я стала убийцей, пока ты переживал военные лагеря и сражения?
- То, что меня не было
- Я
- Да, - затем добавил. - Но это к делу не относится, Аэлина, - он вздохнул. - Дело в том, что я должен был быть там тогда, но я теперь здесь. Я излечен. Позволь мне разделить это бремя.
Она слегка наклонила голову назад, наслаждаясь ветерком с реки.
- И о чем я должна была просить тебя, чего не могла сделать сама?
- Это проблема. Да, ты можешь сделать большинство вещей самостоятельно. Но это не означает, что должна.
- Почему я должна рисковать твоей жизнью? - отрезала она
- Ох. Потому, что я расходный материал.
- Не для меня, - слова были едва слышны, тише, чем шепот.
Эдион положил руку ей на спину, его ответ застрял в горле. Даже с миром вокруг них, который катился в ад, только услышать, что она говорила, стоять здесь рядом с ней – это была мечта.
Она молчала, поэтому он, совладав с собой, сказал: