Розовый шелк прижимался к ее талии и скользил вниз по ее бедрам, когда она подошла к кровати, открывая великолепную длину ее голых ног и загар с того времени, что они провели на открытом воздухе этой весной. Полоса бледно-желтого цвета украшала декольте, и он пытался – боги, он пытался не смотреть на плавный изгиб груди, когда она наклонилась, чтобы забраться в постель.
Он полагал, что любое чувство неловкости было содрано с нее кнутами Эндовьера. Даже при том, что он сделал татуировку на большей части шрамов на ее спине, следы от каторги остались. Кошмары тоже – когда она просыпалась и зажигала свечу, чтобы отогнать мрак, который возвращал ее во время нахождения в темных ямах, которые использовали в качестве наказания. Его Огненное сердце, было заперто в темноте.
Он задолжал визит надзирателям Эндовьера.
Аэлина имела склонность наказывать любого, кто причинял ему боль, но она казалось, не понимала, что у него – как и Эдиона – тоже могли быть счеты от ее имени. И как у бессмертного, у него было бесконечное терпение, чтобы позаботиться об этих монстрах.
Ее аромат поразил его, когда она развязала волосы и откинулась на подушки. Этот аромат всегда поражал его, всегда был призывом и вызовом. Это сотрясло его от веков, нахождения во льду, так, что он ненавидел ее сначала. И теперь…и теперь этот аромат сводил его с ума.
Они оба были действительно чертовски везучими, что в настоящее время она не могла вернуться в свою форму Фэ и почувствовать запах того, что гоняло его кровь. Было достаточно сложно скрывать это от нее до сих пор. Понимающий взгляд Эдиона сказал ему достаточно о том, что обнаружил ее кузен.
Он видел ее голой и прежде – несколько раз. И боги, были моменты, когда он смотрел на нее и справлялся с собой. Он учился держать эти бессмысленные мысли на коротком, очень коротком поводке. Как тогда, когда она застонала, когда он послал ей ветерок на Бэльтоне – изгиб ее шеи, прощание, которое
Теперь она лежала на боку, спиной к нему.
- О прошлой ночи, - сказал он сквозь зубы.
- Все в порядке. Это была ошибка.
Но она осталась лежать спиной к нему, лунный свет ласкал шелк, огибающий ее талию и изгиб бедер.
Его кровь закипала.
- Я не хотел – огрызаться, - попытался объяснить он.
- Я знаю, что ты не хотел.
Она потянула одеяло, как будто могла почувствовать его тяжелый взгляд, задержавшийся на том мягком, привлекательном месте, между ее шеей и плечом – одно из нескольких мест, которое не было отмечено шрамами или чернилами.
- Я даже не знаю, что случилось, но эти несколько дней были странными, так что давай все спишем на это, хорошо? Мне нужно поспать.
Он размышлял, как ответить ей, что все
- Хорошо.
Несколько мгновений спустя она действительно уснула.
Он перевернулся на спину и уставился в потолок, подложив руку под голову.
Он должен был уладить это – должен был заставить ее
Все было не так, как с любовницами, которые были у него прошлом: даже когда он заботился о них, по настоящему он никогда
Но Аэлина… Если бы он пошел по этому пути, если бы что-то произошло с ней… Его грудь сдавило от этой мысли.
Таким образом, он должен разобраться в себе – должен разобраться в себе, независимо от того, что он хотел от нее.
Даже если это было мучительно.
***
- Этот парик ужасен, - прошипела Лисандра, похлопывая себя по голове, когда она и Аэлина добрались до переполненной пекарни, рядом с красивыми доками. - Зуд не прекращается.
- Тихо, - прошипела Аэлина. - Ты должна носить его несколько минут, а не всю жизнь.
Лисандра открыла рот, чтобы продолжить жаловаться, но приблизились два господина, с коробками выпечки в руках, и благодарно поклонились. Лисандра и Аэлина оделись в самые прекрасные, в самые вычурные свои платья, не более чем две богатые женщины на прогулке по городу, каждая под контролем двух телохранителей.
Рован, Эдион, Несрин и Шаол опирались на деревянные столбы дока снаружи, незаметно наблюдая за ними через большое окно магазина. Они были одеты в черные плащи с капюшонами, нося два разных герба – подделки, которые Лисандра приобрела в борделе, когда встречалась с секретными клиентами.
- Тот, - сказала Аэлина под нос, когда они проталкивались через толпу в обеденное время, фокусируя свое внимание на затравленную на вид женщину за прилавком.