Королева улья (СИ)

— «Хотарумуши» называют их. У клана нашего много жуков разных для разных предназначений, — сказал Шино. — Каждый из нас совершенствуется в технике своей и выводит насекомых необходимых и тех, что подходят ему.

Словно в подтверждение его слов, рой таких же светлячков подлетел и к нам из леса, освещая мощёную дорогу. Показалось, что тут мало кто ходил: сквозь камень проросла трава. Мы действительно находились на противоположной стороне относительно того, как вошли. Опять почти у стены, которая возвышалась тёмным пятном на фоне звёздного неба. Коноха была очень крупным селением, мы двигались шагом и немного петляли по улицам, но всё равно это заняло минут сорок. К этому времени окончательно стемнело, но в центре деревни было довольно светло из-за множества фонариков и светящихся вывесок кафешек.

* * *

Комната, в которую определили меня у Абураме, была небольшой и почти пустой. Только футон на полу и ящик для вещей. У них была такая роскошь, как электрический свет, так что не пришлось натыкаться на углы или идти со свечкой. В остальном тут всё почти так, как у меня когда-то. Только дома в углу над моей головой пчёлы сделали себе гнездо из глины и воска, я выпускала их, чтобы летом они могли сделать стратегические запасы мёда. А также чтобы они могли вылететь, защищая меня, и предупредить, если к нам на территорию кто-то войдёт. Всё же во время войны я жила совсем одна. Это мне даже нравилось.

Шино привёл меня в квартал, и там нас встретила старая женщина, которую Шино назвал «обаа-сама», то есть «бабушкой». Она сказала, что владения клана Абураме граничат с общественной баней клана Сенджу и у них отведён свой небольшой онсэн. Сопроводила меня на их горячие источники, чтобы я могла сполоснуться с дороги, и даже помогла мне вымыть и расчесать волосы.

Я подумала, что, наверное, и в Конохе люди не хотели бы мыться в одной бане с такими, как мы: шиноби, управляющими насекомыми, — но промолчала. Обаа-сама дала мне чистую юкату, покормила, напоила чаем и показала, где разместиться. Очень хотелось спать, но я сомневалась, что всё будет так просто.

Как я и думала, через пару минут ощутила на пороге чакру Шино. Он постучал.

— Можно войти мне, Джоо-чан?

— Да, — это же его дом. А я теперь принадлежу ему, и он может делать со мной всё, что вздумается. Он был достаточно терпелив и добр со мной, чтобы наконец потребовать расплаты.

— Тыкву принёс я Джоо-чан, чтобы освободить она своё тело могла для отдыха, — сказал Шино. — Позже улей нормальный смогут пчёлы её свить в месте удобном.

Повод с тыквой ничем не хуже любого другого.

Я сидела к нему спиной на краю футона, готовая раздеться. Пусть лучше это выглядит как добровольный акт, чем насилие. Хватило и нескольких раз с Джибачи, чтобы понять, как нужно себя вести и в каком случае будет больней. Чуть ослабив пояс, я отвела набок ещё слегка влажные волосы, открыла шею и посмотрела на него через плечо. Как оказалось, он действительно притащил тыкву, а ещё я еле его узнала, так как Шино был в обычной футболке с коротким рукавом, бриджах до колена и без очков.

Глаза у него оказались карими, с миндалевидным разрезом и короткими, но пушистыми ресницами. Волосы, не придерживаемые хитай-ате, свободно обрамляли лицо и были довольно длинными. Теперь можно было точно сказать, что он красивый. А ещё слегка смущённый.

Впрочем, не отрывая взгляда, Шино осторожно поставил тыкву на пол, сделал шаг и тоже сел: близко, почти касаясь коленями моего бедра.

— Джоо-чан, — как будто с трудом выдавил он, а его руки заметно напряглись, — разрешите вас… поцеловать.

Мне стало и неловко, и немного смешно. Наверное, он никогда не был с женщиной. Хмелея от собственной смелости и чувствуя себя уверенней на этом поле, я коснулась его щеки и погладила мягкую кожу. Следует закончить всё раньше, чем я слишком привяжусь к нему.

Пусть он будет грубым. Возьмёт своё. Покажет свою силу. Чтобы я… не сомневалась ни в чём.

Шино крупно вздрогнул от моих прикосновений, а затем перехватил мою руку и поцеловал в центр ладони, потом запястье и кончики пальцев. Целуя как-то слишком нежно и трепетно, он словно вдыхал запах.

— Джоо-чан пахнет как прекрасный цветок. Такая сладкая, — выдавил Шино, прикрывая глаза, словно целовать мою руку ему было достаточно, хотя его свободные бриджи явно топорщились и я видела, что он меня хотел.

От его слов я чуть не задохнулась. Он так говорил, как будто я ему на самом деле нравилась и за какой-то день успела стать дорога.

Горячее дыхание опалило моё обнажённое плечо, и дорожка поцелуев прошла до шеи. Он был так близко, что я слышала его сердце, оно мощно колотилось.

— Джоо-чан такая приятная, — прошептал Шино, рождая странное томление и мурашки за ухом.

Может быть, это будет даже не так мерзко, как с Джибачи…

Он коснулся моих губ своими, и меня прошило странным чувством. Есть яки — эманации ярости и жажды крови, а тут… касания были такими бережными и чувственными, его чистое желание было лишено похоти. Не желание обладать, а…

Это было странно. И неправильно…

Неужели он сейчас…

Умрёт?