Биографический роман Ципоры Кохави-Рейни посвящен детству и юности известной израильской писательницы Наоми Френкель.Беззаботное детство в большой, богатой, просвещенной, ассимилированной еврейской семье в благополучном Берлине..Неординарная девочка, живущая напряженной духовной жизнью, постигающая мир.Тридцатые годы. Нацизм. Крах надежд, потеря родины.Отъезд в Палестину — Эрец Израэль, Страну Израиля.Надежды и тяжкие разочарования, одиночество, борьба за выживание…И Любовь, Надежда, Вера…Все это — в уникальной и актуальной книге. Книге, которая лучше любой исторической монографии познакомит внимательного читателя с трагическими и героическими годами, пережить которые выпало народу Израиля, евреям и всему человечеству в середине ХХ века.
Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное18+Ципора Кохави-Рейни
Королева в раковине
Сыну моему Йони (Йоханану) Рейни и всем моим ученикам
Вступление
«Лучше не спрашивай и не слушай, что будут обо мне говорить, не думай о читателях. Пиши истинную правду о моей жизни».
Наоми Френкель доверила мне свои самые сокровенные тайны, переложив на мои плечи все то, что тяжким грузом лежало на ее сердце. Каждый раз, когда я сомневалась, стоит ли выставлять на всеобщее обозрение то или иное событие ее жизни, она требовала: публиковать, какими бы откровенными или интимными не были эти истории.
Она говорила ясно и непререкаемо:
«В жизни моей были две возможности. Не жить среди людей или прятаться за всяческим повествованиями и каким-то образом все же находить общий язык с людьми. Литературное творчество ограждало от агрессивности окружающего мира. Меня даже боготворили. Этим я добилась для себя душевного спокойствия и все же ужасно страдала.
Представить это невозможно.
Соприкосновение с людьми заставляло меня рассказывать всевозможные небылицы. Я просто не могу сказать правду. Люди этого не понимают. Это приносило мне тяжкие душевные страдания, со мной случались ужасные вещи. Но все это кончилось, ушло в прошлое».
В годы, проведенные с любимым человеком Израилем Розенцвейгом, с 1952 по 1969 год, сердце ее раскрылось.
В первом нашем разговоре по поводу написания биографии Наоми сказала, что Израиль Розенцвейг ворвался счастьем в ее трагическую жизнь. Но счастье это исчезло с его смертью. Можно утверждать, что с того дня, как он обнаружил писательский талант Наоми, Израиль целиком и полностью пожертвовал собой, посвятив себя единственной цели — раскрытию и развитию ее личности, и делал это с горячим и любящим сердцем. Корни этой любви были глубокими, но запутанными и ранящими, хотя и невероятно сильными.
«Я хочу, чтобы знали: ты — единственная, которой я доверила мои интимные переживания, связанные с Израилем Розенцвейгом», — сказала она и вручила мне ключ к написанию ее биографии. Она понимала, что я не смогу понять ее, не поняв человека, который оказал на нее решающее влияние и продолжал влиять даже после смерти.
«Очень редко открывалось окошко вглубь его редкостной личности. Сам Израиль был человеком замкнутым, и никому не давал к себе приблизиться», — заметила она, чтобы точнее и детальнее передать мне подробности разных периодов его жизни. Наоми раскрыла мне его секреты, ознакомив с черновиками его статей, записями мыслей, размышлений, грудами писем, стихами и страницами дневников, хранящимися до поры до времени в папках. Среди его тетрадей я нашла и краткую автобиографию:
«