Королева в раковине

День дождливый. Наоми охватывает взглядом пространство — от темных тучных облачных масс до болотистой земли — и глаза ее тускнеют. Огромные лужи, большие палаточные шатры, английские деревянные бараки, крыши которых покрыты слоем гудрона. Все это придает кибуцу вид индейского поселения. Ливневые воды заливают поля. Люди в английских военных зеленых шинелях и высоких черных резиновых сапогах, двигаются по лужам и грязи. Силы небесные! Эта военная форма, купленная у британцев по дешевке, придает людям чудовищный вид.

Первая трещина открылась в большой надежде, таившейся в сердце девушки. Поначалу она видела кибуц в розовых красках. Она влилась в группу молодежи из Германии, которая приехала сюда на три дня раньше нее. Она познакомилась с инструкторами и напряжено вслушивалась в постоянный распорядок дня группы: четыре часа учебы, четыре часы работы на полях или в мастерских. По вечерам группа примет участие в общественных и культурных мероприятиях. Инструкторы говорили консолидации внутри группы и предложили помощь в решении ее внутренних проблем. После знакомства парни и девушки собрались в столовой на встречу группы с одним из руководителей Всеизраильского движения кибуцев Ашомер Ацаир Яковом Хазаном.

Она переводила с немецкого на иврит его речь об исторической роли движения Ашомер Ацаир в завоевании пустыни, о тяжелом труде и о трудностях, которые стоят на пути первопроходцев. Хазан описал дискуссии и возражения, которые предшествовали решению о создании ячейки Ашомер Ацаир в учебном центре Мишмар Аэмек. Он отметил, что центр этот, созданный в 1931, предназначен для подготовки к жизни в кибуце в условиях интерната, и вот, ныне, в него влилась группа парней и девушек из Германии в рамках молодежной репатриации. Хазан завершил свою речь словами: «Вы прибыли в теплый дом».

Затем Наоми представила членам кибуц прибывшую группу. Она описала судьбу еврейства Германии с приходом Гитлера к власти. Рассказ ее тронул сердца слушателей. Особое волнение охватило слушателей, когда в душевном порыве, с подкупающей искренностью, Наоми заговорила о давней высокой мечте — жить в кибуце Мишмар Аэмек. О том, как они с товарищами по движению в Берлине построили модель кибуца из картона и спичечных коробок. Члены кибуца одарили ее горячими взглядами, когда она добавила, что твердо стояла на том, чтобы пойти в кибуц, и не подалась уговорам Рахели Янаит Бен-Цви и Зеева Вильнаи поступить учиться в ивритский университет, ибо еще в Берлине укрепилась в своем сердце, что домом ее в стране Израиля будет Мишмар Аэмек.

Но не прошло и часа, как она оказалась в центре скандала. Никто ей не простит несчастное восклицание, облетевшее весь кибуц, о том, насколько Мишмар Аэмек уродлив.

— Буржуазная закваска у нее в крови, — обвиняют ее, — слишком она о себе много думает.

Члены кибуца терпеливо и спокойно стоят в длинной очереди в туалет, и только она жалуется каждое утро:

— Сколько времени надо стоять в очереди, чтобы попасть в уборную!

С кислой миной на лице инструктор Шаик ехидничает:

— Туалет есть в каждом строении Объединенного кибуцного движения. Даже в туалете должно быть единение и сотрудничество.

Наоми морщит нос от этой глупой идеологии, и не отстает:

— Почему для членов кибуца не строят еще туалетов? Почему целый кибуц удовлетворяется одним туалетом с четырьмя кабинками?

Но стоящие в очереди сердятся, бросая в ее сторону гневные взгляды. Авторитет Наоми падает, но от этого язык ее не становится более сдержанным.

— Уродливо, — указывает она белые мешки из-под муки, из которых пошили занавески на окна и шкафы без дверей, даже если мешки украшают вышивки.

— Уродливо! — произносит она в столовой, указывая на длинные столы, лишенные всяческой эстетики.

Глаза ее сужаются при виде ножей, вилок, ложек и ложечек, сделанных из дешевой жести. Пища, явно недостаточная, в жестяных тарелках, и безвкусный чай в жестяных кружках вызывают у нее отвращение.

Но более всего раздражает, вызывая тошноту, нехороший запах от одежды. Из идеологических соображений, всю неделю члены кибуца носят одну и ту же рубаху, те же штаны, трусы и даже те же носки, хотя вполне достаточно чистой одежды для смены. В холодные дни с сильными порывами ветра, овчинные тулупы, которые привезли женщины из Польши, ужасно пахнут. Почему одежда членов коммуны находится в одном общественном шкафу? Почему ей не разрешают хранить свою чистую одежду у себя в комнате? Почему связывают социалистические принципы с грязной одеждой? Она говорит вслух о своей неприязни, и получает по голове за свою наглость и пренебрежение строительством новой жизни.

— Ты должна быть благодарной, — основатели кибуца ставят ее на место, — не должна забывать, какое благодеяние делают для тебя, сироты, и таких же, как ты, беженцев, потерявших свой дом. Ты обязана быть заодно с коллективом!

Требование общественности, чувствует она, сковывает цепями ее движения. Он хочет быть частью коллектива, влиться в общество, быть в нем деятельной, но оковы культуры отца, и унаследованное от него диалектическое мышление держат ее душу.