— Ты предупредил нас, — продолжал Харальд. — Как только король Эдред узнает о гибели своего врага, первое, что он сделает, это отправится на север против нас. Говорить об этом почти так же тяжело, как и о смерти отца, но без него и его воинов мы не сможем выстоять. Нам придется отступить.
Снова сесть на корабль. Гуннхильд знала, что иного пути нет. Назад, снова на Оркнеи.
XXII
Спустя немного времени после того, как королева с детьми и уцелевшими воинами прибыла на Оркнеи, в Широкий залив вошли на веслах три военных корабля. Людей на них было очень мало — к тому же многие страдали от тяжелых ран, — и все же эти корабли смогли благополучно дойти от залива Морекамб. Это можно было назвать неслыханной удачей. Кормчим на драккаре Эйрика был брат Гуннхильд Ольв Корабельщик. Арнкел и Эрленд, братья Торфинна, остались лежать мертвыми в Стэйнморе, а с ними и множество других оркнейских мужей.
Ярл хорошо принял королеву и ее сыновей, нашел жилье для мужчин, женщин и детей, прибывших с ними. Так же тепло, даже чуть ли не радостно, он встретил Ольва. Когда же вновь прибывшие рассказывали о сражении и своем спасении, о том, как они сжигали те корабли, для которых не хватило людей, о том, как плыли домой, он почти ничего не говорил. Торфинн о чем-то размышлял, уйдя в себя. Гуннхильд жалела, что не знала, о чем были его мысли.
— Теперь, когда я вернулся, — со вздохом произнес Ольв, закончив повествование, — прошу тебя, сестра, и племянников пожаловать в мой дом и жить там вместе со мной, хотя, конечно, он не столь велик и роскошен, как этот.
Они поблагодарили его и ответили, что почтут его дом посещением. Однако, если возможно, они останутся там, где живут сейчас.
— Это лучшее место, где можно следить за ходом событий и оказывать на них влияние, — сказал Гамли. — Скоро мы выстроим собственный дом, а со временем и не один — пригодный для королей.
— Пока не обретем настоящее королевство, которое будет нашим, — добавил Гутхорм.
Гуннхильд заметила, что Торфинн нахмурился. Впрочем, он поспешно вернул лицу прежнее выражение. Она предвидела какие-то неприятности. Но сегодня она была бессильна что-либо сделать.
— Мы не стали устраивать поминальный пир по Эйрику, в надежде, что ты скоро вернешься, — сказала она Ольву. — А теперь мы сможем почтить его память.
«А могло ли впереди ждать хоть что-нибудь?» — спросила она себя. Конечно, пустоту, образовавшуюся на том месте, которое прежде занимал он, нельзя было ничем и никогда заполнить. Но его слава должна жить, а его могущество — сохраниться в сыновьях. Вот какой стала теперь цель ее жизни. Занимаясь этим, обманывая или уничтожая любого, кто попытался бы воспрепятствовать этому, она, возможно, найдет облегчение, а в конце концов, не исключено, даже и исцеление.
Она уже организовала всю подготовку к поминальному пиру. Он должен тянуться долго, чуть ли не бесконечно. На нем должен побывать каждый из оставшихся в живых знатных людей со всех Оркнейских островов. Им будут раздаваться королевские подарки: золото, оружие, прекрасная одежда, даже несколько кораблей. И дело не только в том, что это будет достойно памяти Эйрика; это еще и поможет купить доброе отношение к его дому и заставит вновь поверить в его силу. После того, что случилось, и то и другое было просто необходимо. Да, после этого запас сокровищ почти иссякнет. Но его сыновья-викинги смогут добыть гораздо больше, нежели было потрачено, когда отправятся свершать кровную месть за отца.
Одновременно с началом пира разыгрался шторм. Выл ветер, хлестал дождь, море ревело. Это хорошо, решила Гуннхильд. Стихии тоже оплакивают его вместе с людьми.
Дым от пылавших очагов клубами метался по залу, глаза, ожерелья и браслеты тускло поблескивали в свете ламп. И тогда скальд Даг Эудунарсон встал, чтобы произнести поэму, которую он сложил в память своего господина.
Далее певец говорил от имени Одина.
Даг передал слово богу поэзии:
Один: