Королева викингов

Неразумно молвил ты, Браги.
Ведь доподлинно ведаешь ты,
что се Эйрик,
коего величают Кровавой Секирой,
порождает это эхо,
вступая в Вальхаллу.

Сигмунд и Синвьётли,

бегите скорей,
чтоб принять его с честью,
героя того,
если и вправду то Эйрик,
встречи с коим
я чаял столь долго.

Браги:

Почему же сей муж суть Эйрик,
един изо всех королей?

Один:

Свой клинок он часто кровавил
в боях в странах вдоль разных морей.

Браги:

Почему ж его пасть ты заставил,
коли столь бесстрашным он был
и могучим?

Один:

Никому не дано угадать,
когда вырвется Волк[34]

на свободу.Славные воины будут тогда
нужны богам.

Славься, Эйрик!

Давно ждем мы тебя
с твоей силой и мудростью
за наши столы.
Но кто те могучие вепри войны,
коих ведешь ты
вослед за собою?

И в ответ прозвучал собственный надменный ответ Эйрика:

Пятеро се короли, кои следуют
за своим вожаком.
За мною, шестым.

Все наперебой хвалили поэму. Сыновья щедро вознаградили скальда. Это было неплохо, думала Гуннхильд. И все же… если бы только Эгиль Скаллагримсон не был их смертельным врагом!

XXIII

Приближенный слуга Торфинна сказал Гуннхильд, что ярл желал бы поговорить с нею по какому-то серьезному вопросу. Она ответила, что примет его в своей комнате. Комната находилась на втором этаже длинного дома и была небольшой, но принадлежала ей, пока она здесь жила. Ярл должен приходить к королеве, а не она к нему.

Утро было ярким, почти теплым. Гуннхильд оставила открытой дверь на галерею, чтобы впустить свежий воздух и видеть сверкающий на солнце залив. Торфинн вошел один; он был одет богаче, чем обычно. Гуннхильд с утра облачилась в белое платье из тонкого полотна и вышитые накидки, а голову покрыла привезенным из-за моря шелковым платком.

— Приветствую тебя, госпожа, — пробасил он.

Она ответила ему холодным взглядом. Ярл стоял перед нею, огромный, тяжелый, седой, с крупным носом.

— Добро пожаловать, ярл, — произнесла после недолгой паузы Гуннхильд голосом, который должен был напомнить о разнице в их рангах. — Прошу тебя присесть. — В комнате имелись кресла. — Не желаешь ли выпить пива?

— Это было бы хорошо. — Он не поблагодарил Гуннхильд за предложение, словно желая напомнить, что пиво-то принадлежит ему, и уселся. — Но затем все же добавил: — Королева.

Гуннхильд чуть заметно махнула рукой бывшей при ней служанке. Та кивнула и вышла. Вообще-то ей хотелось чего-нибудь иного, нежели глоток-другой пива. Снова ее мысли вернулись к новостям, полученным за последнее время из Англии: король Эдред сделал Освульфа графом Йорка и отдал ему все владения, принадлежавшие Эйрику. И снова огненная ярость подошла к ее горлу. Разве могло пиво погасить ее.

— О чем ты хотел говорить? — спросила она.

— Я, конечно, буду говорить об этом с твоими… с сыновьями короля Эйрика, — несколько неуверенно заговорил Торфинн. — Но я всегда считал, королева, что ты, их мать, очень мудра, и если мы договоримся между собой, то и они согласятся с нами. Не хочу сказать, что я не уверен в их согласии. Но я всемерно желаю избежать каких-либо разногласий между нами.

Она кивнула.

— Ты ведешь себя с нами так, как подобает нашему достойному подданному.

Торфинн покраснел.

— Ведь я ярл Оркнеев, — произнес он более резким голосом.

— А мои сыновья их короли.

— Хокон Харальдсон, владеющий сейчас Норвегией, по моему мнению, должен считать иначе. Мы не забыли, как его отец поверг наших отцов.

Гуннхильд молчала, предпочитая дать ему выговориться до конца.

— Я стоял за короля Эйрика. Он был законным королем. Но теперь он погиб и унес с собой большую часть своих сил.

— Его сыновья восстанавливают их.

Торфинн вскинул густые брови.

— Только начинают. Да и получится ли у них? Мы, жители Оркнеев, тоже понесли большие потери. Мои люди опасаются, что мы беззащитны перед королем Хоконом.

— Но ведь Торфинн Раскалыватель Черепов не боится Хокона Воспитанника Ательстана, правда?

Пожилой великан закусил губу.

— Королева, никто не сможет сказать, что мы были неверны вам, — произнес он медленно, отделяя слово от слова. — Двое моих братьев отдали свои жизни за короля Эйрика. — «И за ту добычу, которую он обещал им», — добавила про себя Гуннхильд. — Теперь его сыновья требуют себе той власти, которую он имел над нами, и дани, которую мы платили их отцу.

— Ты хотел бы что-то получить взамен? — вкрадчиво бросила Гуннхильд.