Королева Виктория

В безумной надежде сбить принцу высокую температуру медики решили погрузить его в ванну и попросили Викторию покинуть его комнату. Она вернулась чуть позже: «Я наклонилась к нему и сказала: “Es ist kleinest Frauchen”[80], на что он слегка кивнул головой. Я спросила, не хочет ли он подарить мне “ein Kuss”[81], и он пошевелил губами. Казалось, что он пребывал в полусне и выглядел очень спокойным. Я быстро вышла из комнаты и тут же рухнула на пол от отчаяния. Меня попытались утешить, но от этого мне стало только хуже. Затем за мной пришла Алиса. Я взяла его левую руку, она уже похолодела. Он еле дышал, я опустилась рядом с ним на колени. По другую сторону кровати стояла на коленях Алиса, а в ногах — Берти и Ленхен. Фиппс, Брюс и настоятель Виндзорской церкви преклонили колена напротив меня. Он сделал два или три глубоких спокойных вздоха, его рука по-прежнему оставалась в моей, и все, все было кончено. Я поднялась, поцеловала его любимый, божественный лоб и закричала от переполнявшей меня боли: “О, любовь моя, о, мой дорогой!” Я упала на колени в безмолвном отчаянии, совершенно потерянная, неспособная произнести хоть одно слово, пролить хоть одну слезинку».

В полночь туманное безмолвие Лондона было нарушено похоронным звоном, это бил колокол в соборе Святого Павла. Вслед за ним зазвонили колокола по всему королевству, оповещая подданных Виктории, что Англия только что лишилась своего «короля».

Глава 15

«Неужели я все еще жива, и это после всего того, что я видела? Я, каждый день просившая Бога позволить нам умереть в один день и не дать мне пережить его! Я, верившая, лежа в его крепких и нежных объятиях в благословенные часы ночи, когда весь мир будто принадлежал лишь нам двоим, что ничто и никогда не сможет разлучить нас!» — изливала королева свое горе в письме Вики через четыре дня после кончины принца.

В воскресенье, поддерживаемая дочерьми, она дважды возвращалась в Голубую комнату, где находила своего Альберта, «прекрасного, словно мраморная статуя», среди моря цветов. Чтобы не запомнить его лишь в таком виде, отмеченном печатью святости, она решила не входить к нему в третий раз. Но приказала сфотографировать комнату, в которой он скончался, чтобы навсегда сохранить в ней все в том неизменном виде, в каком это было при нем.

Она казалась спокойной, вернее, слегка отрешенной. Она еще не осознала, а скорее, отказывалась принимать случившееся. Все вокруг были готовы к тому, что она может сорваться. Алиса спала в ее комнате, а Дженнер заставил принять на ночь лауданум, благодаря которому она забылась тяжелым сном. Утром ей в кровать принесли Беатрису, «Бэ-би Би», одетую во все черное. Вечером она заснула, прижав к себе рубашку Альберта.

Как и королева, страна пребывала в недоумении. «Новость о серьезной болезни принца-консорта взволновала и удивила в субботу всю Англию. До этого читателям “Court Circular” сообщалось лишь о том, что у Его Королевского Высочества легкое недомогание», — писала «Таймс», вышедшая с черной траурной рамкой, хотя еще накануне, за несколько часов до смерти Альберта, она печатала на своих страницах последние, обнадеживающие бюллетени о состоянии здоровья принца, подписанные придворными врачами. «Лишь услыхав похоронный звон, англичане поняли, что новость оказалась достоверной... Первым чувством, охватившим их всех, был страх, что у королевы не хватит сил перенести горе, выпавшее на ее долю по воле Провидения».

Люди были настолько обеспокоены, что Букингемский дворец незамедлительно обнародовал бюллетень, сообщающий, что «королева мужественно переносит постигшее ее несчастье и общее состояние ее здоровья не вызывает опасений».

Доктор Дженнер подписал акт о смерти принца-консорта: «Брюшной тиф, продолжительность болезни — двадцать один день». Но «Ланцет» и другие медицинские издания тут же поставили под сомнение этот диагноз. Если это действительно был тиф, то каким образом никто из членов королевской семьи или придворных не заразился? Было выдвинуто предположение о том, что принц был болен раком кишечника или желудка, что лучше объясняло депрессивное состояние его высочества и непрерывные боли, не дававшие ему покоя все последние годы. «Я даже не предполагала, что все это настолько серьезно!» — вздыхала Виктория, несмотря ни на что продолжавшая доверять своим личным врачам. Она соглашалась с Кларком, видевшим причину смерти Альберта в переутомлении, переохлаждении, а главное — в переживаниях, вызванных выкрутасами Берти. 17 декабря лорд Кларендон написал: «Страшно подумать, что жизнь такого человека, возможно, была принесена в жертву безумной ревности, которую сэр Джеймс Кларк испытывал ко всем своим коллегам».

Из Брюсселя дядюшка Леопольд, «потрясенный печальным известием настолько, что сам слег в постель», увещевал племянницу: «Незыблемое чувство долга поможет тебе справиться с твоим горем... Я советую тебе сразу, как только это станет возможным, уехать из Виндзора в Осборн».