планы все время шли вразрез с планами Брауна, чью сторону обычно принимала королева. А когда между одним из офицеров-кавалеристов из свиты принца Артура, лейтенантом Стерлингом, и Арчи, младшим братом Брауна, произошла стычка, королева приказала наказать офицера, отстранив его от должности. Она поручила бальморальскому пастору, преподобному Робертсону, составить генеалогическое дерево Браунов, а также приказала издать книгу «Highlanders of Scotland»[95]
, в которой пыталась доказать, что отец Джона Брауна был потомком одного из приближенных Карла II. В 1866 году «Панч» напечатал такую пародию на «Court Circular»: «В Бальморале мистер Джон Браун совершил прогулку в горы. На обед он елДобровольное заточение Виктории способствовало распространению за границей разных слухов, они выпархивали из окон королевских дворцов, залетали в редакционные кабинеты и приземлялись в секретариате ее величества. В ноябре 1866 года Генри Понсонби писал своему брату Артуру: «Мы с удивлением узнали здесь, что наш посол в Берне выразил протест швейцарским властям по поводу порочащей королеву статьи, которая появилась в “Газет де Лозанн”, это было довольно опрометчиво с его стороны, поскольку из-за его демарша дело получило огласку». На самом деле Понсонби принял за чистую монету обыкновенную сплетню. Швейцарцы не печатали никаких статей о том, что королева тайно сочеталась браком с Брауном и даже ждет от него ребенка. А посему не было и никаких демаршей со стороны британского дипломата.
Но двор находился в постоянном страхе, что газеты запестрят скандальными заголовками, а дети Виктории были уязвлены тем, что их мать выставляет напоказ свои близкие отношения со слугой. Алиса возмущалась, что Виктория постоянно ставит им в пример Брауна за то, что тот не боится прямо высказывать ей свое мнение, а сама при этом не выносит никаких возражений со стороны детей. Браун, Браун, Браун... Мужик с конюшни, занявший место их отца! К раздражению, вызванному невозможностью общаться с матерью без ее нахального мажордома, примешивался стыд за то, что она так афишировала свою привязанность к слуге.
Отважная Алиса, поддержанная Аффи, решила призвать Викторию к выполнению ею своих королевских обязанностей, вырвав ее из уединения, тщательно оберегаемого вездесущим шотландцем. Та пришла в ярость от этой попытки семейного заговора и пожаловалась на него Вики. Но старшая дочь, как и ее сестра, была обеспокоена той опасностью, что нависла над монархией из-за чудовищной беспечности королевы. Эгоизм матери возмущал ее. Она множество раз просила ее удалить от себя Брауна.
Но это был каприз государыни, которая, сидя с утра до вечера за своим письменным столом с пером в руке, утверждала, что ее жизнь — это «долина слез» и что было бы несправедливо требовать от нее, чтобы она лишила себя тепла и привязанности своего гилли. В 1867 году она возвела его в сан «шотландского слуги королевы», что означало, что теперь он стал наполовину слугой, наполовину секретарем.
Когда она разбирала свой ящик с депешами, Браун всегда теперь стоял у ее стола. Он высказывал ей свое мнение по любому поводу, не дожидаясь вопросов с ее стороны, и она прислушивалась к нему. Шотландец с презрением относился к ирландцам, которых называл не иначе как «папистами», и к «damned»[96]
иностранцам, которых обзывал разными обидными словами. Ходили даже слухи, будто бы он заставил умолкнуть неиссякаемого Гладстона, перебив его замечанием: «Вы уже достаточно тут наговорили». Понсонби, один из самых близких ко двору людей, рассказывал случай с мэром Портсмута, который приехал в Осборн узнать, не соблаговолит ли королева принять участие в смотре полка волонтеров. В ожидании ответа он присел рядом с Понсонби, чтобы перекинуться с ним парой слов. Вдруг дверь в комнату королевы резко распахнулась и появилась красная физиономия Брауна, который грубо бросил посетителю, выговаривая слова со своим акцентом гэльского крестьянина: «Королева сказала: “Канэшно нэт”». «Морнинг пост» писала, что «гилли Браун занял при королеве то же место, что мамелюк Рустам занимал при Наполеоне». Позднее его станут сравнивать с Распутиным.В феврале Виктория, которая вновь согласилась открыть парламентскую сессию, чтобы поддержать правительство, следуя в Вестминстер, наблюдала на лицах встречных людей явную враждебность. Причиной их недовольства была не только суровая зима, эпидемия холеры и безработица. Народ, требовавший от нее проведения реформы избирательной системы, начал задаваться вопросом, а нужна ли ему вообще эта невидимая и оскандалившаяся монархия.