Королева Виктория

А королева проводила свои «весенние каникулы» в Бальморале, она использовала эти последние недели, чтобы сполна насладиться общением с Дизраэли. Она послала своему премьер-министру в подарок примулы и получила от него в ответ письмо с благодарностью, которое он продиктовал своей жене Мэри-Энн, та была старше него на двенадцать лет, и он женился на ней, богатой вдовушке, из-за ее денег. У Мэри-Энн был красивый дом рядом с Гайд-парком, она, не моргнув глазом, гасила все долги своего «героя» и до трех часов ночи ждала его возвращения из клуба или парламента. А когда обессиленный премьер-министр появлялся наконец дома, его ждали ярко освещенные комнаты, разожженный камин в гостиной и графинчик хереса на серебряном подносе. «Господин Дизраэли страстно любит цветы. А полученные им примулы показались ему вдвойне ярче и благоуханнее благодаря той благословенной руке, что осыпала его дождем всех этих весенних сокровищ», — написала Мэри-Энн королеве, которая тут же узнала цветистый стиль своего премьер-министра, чья супруга скорее славилась глупой болтовней.

В июле в Англии установилась невыносимая жара. За лето она унесла более двадцати тысяч жизней. Виктория проинформировала Дизраэли, что собирается отправиться в длительное путешествие. Она уже три года готовилась к поездке в Швейцарию, в горы с их покрытыми вечными снегами вершинами, которые ей восторженно описывал еще Альберт и которые она давно мечтала увидеть собственными глазами. Сейчас там находился ее сын, принц Артур, со своим гувернером майором Элфинстоном. Еще в июне в одном из своих писем Вики интересовалась у матери, верен ли слух о ее предстоящей поездке. Та ответила: «Доктор Дженнер порекомендовал мне ее. Я сказала об этом лишь двум или трем людям. Я не собираюсь никого принимать, чтобы не переутомиться и не расстроить себе нервы, как это было во время моего пребывания в Розенау».

В официальном коммюнике об этой поездке подчеркивался ее сугубо частный характер. Британский консул в Женеве прислал министру иностранных дел лорду Стэнли письмо с просьбой выделить ему дополнительные средства на приобретение нового парадного мундира. Министр ответил отказом, сочтя этот расход бесполезным: «В новом мундире нет никакой необходимости, поскольку Ее Величество все равно вас не примет».

В начале августа, все в такую же жуткую жару, Виктория погрузилась на корабль, чтобы отплыть на континент вместе с тремя младшими детьми: Луизой, Леопольдом и Беатрисой. С собой она взяла лишь двух придворных дам. Но ее свита, сокращенная до предела, все равно насчитывала сорок человек, среди которых были ее личный секретарь, костюмеры, врач, Браун, а также брат Брауна Арчи, приставленный к Леопольду. Кроме них в свиту входили еще трое шотландских горцев. Три кареты были отправлены на континент заблаговременно, как и дюжина лошадей, две из которых — Флора и Султан — были любимыми лошадьми ее величества. Королева путешествовала инкогнито под именем «графини Кентской», выдумщица Луиза пришла от этого в восторг и всем представлялась «Луизой Кентской».

В Шербуре ее ждал личный поезд Наполеона III, который за ночь доставил Викторию в Париж, где она остановилась в своем посольстве в приготовленной для нее комнате: «У меня разыгралась сильнейшая диарея». Императора в столице не было, он находился на водах в Пломбьере, где пытался избавиться от камней в почках и мочевом пузыре. Во второй половине дня его супруга Евгения заглянула в английское посольство с кратким официальным визитом, чтобы поприветствовать Викторию. Согласно дипломатическому протоколу королева должна была нанести императрице ответный визит, прибыв к ней в Елисейский дворец, который находился по соседству с ее посольством. Путь до дворца занял бы не более двух минут, но Виктория плохо переносила жару и приказала везти себя прямо на вокзал, а по дороге из своей кареты посмотрела на новый Париж барона Османна, где «больше не было дыма. Но, увы, на месте живописных старых улочек выросли новые кварталы!». На следующий день французские газеты подняли шум, что их императрице нанесено оскорбление. Лорд Стэнли, прибывший в Париж обычным поездом, получил от Дизраэли указание никак не реагировать на эти выпады.

В Люцерне Элфинстон снял пансион «Уоллис», построенный двумя годами ранее английским художником-лито-графом Робертом Уоллисом, женившимся на швейцарке, которая превратила дом в гостиницу. Это была просторная вилла, стоящая на берегу Фирвальдштедтского озера с его зеленой водой, и оттуда открывался самый замечательный вид во всей округе на снежные шапки гор.