Королева Виктория

Вызванные войной долгое напряжение и постоянная озабоченность наконец дали о себе знать. Хотя в периоды депрессии Виктория иногда и считала себя больной, на самом деле, обладая от природы крепким сложением, она всю свою жизнь наслаждалась замечательно крепким здоровьем. В преклонном возрасте она страдала ревматизмом суставов, и ей приходилось пользоваться тростью, а потом и креслом-каталкой; но ни на что другое она не жаловалась, пока в 1898 году на ее зрении не стала сказываться начальная стадия катаракты. После этого ей становилось все труднее и труднее читать, хотя она по-прежнему могла поставить подпись и даже, с некоторыми трудностями, написать письмо. Однако летом 1900 года проявились более серьезные симптомы. Ее память, силой и точностью которой она так долго гордилась, начала временами ей отказывать; появились симптомы афазии[41]; и хотя никакой конкретной болезни не было, к осени стали заметны несомненные признаки общего физического угасания. Но все же и в эти последние месяцы железный стержень держался крепко. Ежедневная работа продолжалась; нет, она даже возросла; поскольку королева с удивительным упрямством настояла на том, чтобы лично общаться со все возрастающим числом мужчин и женщин, пострадавших от войны.

К концу года ее почти покинули последние остатки угасающей энергии; и в первые дни зарождающегося столетия стало ясно, что ее слабеющие силы поддерживаются лишь одним усилием воли. 14 января она целый час беседовала с лордом Робертсом, который за несколько дней до этого вернулся с победой из Южной Африки. С острой озабоченностью она вникала в мельчайшие подробности военных действий; казалось, она успешно справляется с напряжением; но после аудиенции начался резкий упадок сил. На следующий день врачи признали ее состояние безнадежным; и все же ее неукротимый дух боролся еще два дня; еще два дня слагала она обязанности королевы Англии. Но после этого работа завершилась; и лишь тогда, и ни минутой раньше, развеялся последний оптимизм окружающих. Разум угасал, и жизнь тихо уходила. Вокруг нее собралась семья; она еще помедлила на мгновение, беззвучно и явно бессознательно, и 22 января 1901 года умерла.

Когда за два дня до этого опубликовали новость о приближающемся конце, невероятная скорбь охватила всю страну. Казалось, вот-вот случится что-то чудовищное и противоестественное. Подавляющее большинство ее подданных никогда не знало тех времен, когда королева Виктория ими не правила. Она стала неотъемлемой частью всего их существования, и то, что они вот-вот ее потеряют, не укладывалось у людей в голове. Она же сама, невидящая и молчаливая, казалась смотрящим на нее лишенной всякой мысли — уже ускользающей, столь неожиданно, в забвение. Но, может, в тайных закоулках сознания она тоже о чем-то думала. Может, ее угасающий разум вызвал перед собой далекие тени прошлого и в последний раз прошел вдоль тающего образа этой долгой истории, отступая все дальше и дальше сквозь облака ушедших лет ко все более давним воспоминаниям, — к весеннему лесу в Осборне, полному примул для лорда Биконсфилда, и к странным одеяниям и благородным манерам лорда Пальмерстона, и к лицу Альберта под зеленой лампой, и к первому оленю Альберта в Балморале, и к Альберту в его голубом и серебряном мундире, и к барону, входящему в дверь, и к Лорду М., дремлющему в Виндзоре под громкое карканье ворон, и к архиепископу Кентерберийскому, на заре преклонившему перед нею колени, и к кудахтанью старого короля, и к мягкому голосу дяди Леопольда в Клермонте, и к Лейзен с глобусами, и к перьям матери, качающимся перед ее лицом, и к старым отцовским часам с боем в черепашьем корпусе, и к желтому ковру, и к каким-то дружелюбным оборкам из вышитого муслина, и к деревьям и траве Кенсингтона…