Королева Виктория

«Моя совесть чиста!» — воскликнул Дизраэли, которому пришлось в течение полутора часов слушать в Виндзорском дворце королеву, которая оплакивала «этих Буонапарте» и ругала собственную армию. Несколько дней спустя она писала ему: «Если мы хотим сохранитьнаше положение могущественной державы первого порядка...мы должны, с нашей Индийской империей и другими нашими обширными колониями, быть ПОСТОЯННО готовыми к нападениям и войнам в том или ином месте. Главная наша задача — быть в постоянной готовности.Лорд Биконсфилд окажет своей стране неоценимую услугу, повторяя всем отныне и впредь этот урок и следя за тем, чтобы все ему следовали. Это поможет нам избежать войны».

Но Дизраэли напрасно твердил ей, что было бы неплохо начать с замены герцога Кембриджского и всех этих старых, ничего не смыслящих в военном деле генералов-лордов, она ничего не предпринимала в этом плане. Ее двоюродный брат давно внушил ей мысль о том, что армия, если во главе ее не будет стоять принц крови, очень быстро может повернуться против короны. Особенно с Гладстоном, который развернул активную избирательную кампанию по подготовке к частичным выборам в своем избирательном округе в Шотландии. Будучи ярым противником колониальных завоеваний, этот проповедник-пацифист выступал в защиту «прав аборигенов» и восставал против ее титула императрицы, который считал «излишне театральным и глупым». От этих слов ее ганноверская кровь тут же закипала.

К счастью, Дизраэли умел пускать отравленные стрелы еще более виртуозно, чем его противник. Либерал лорд Грэнвилл объяснял королеве: «Лорд Биконсфилд и мистер Гладстон оба люди незаурядного таланта. Однако антипатия, которую они испытывают друг к другу, гораздо сильнее той, что обычно испытывают друг к другу общественные деятели, не сходящиеся во взглядах. Нет ни одного другого политика, про которого лорд Биконсфилд осмелился бы сказать, что его поведение хуже, чем поведение организаторов массовой бойни в Болгарии. Короче говоря, он легко мог вывести из себя человека, обладающего таким бешеным темпераментом, как у мистера Гладстона».

Консерваторы только что дважды выиграли частичные выборы. Премьер-министр счел этот момент более чем удачным для роспуска палаты общин. В свои семьдесят с лишним лет Гладстон «не имел больше политического будущего», предрекал Диззи.

Увы, агитпоезд его противника восторженно встречали толпы народа, доведенного до крайности неурожаями последних шести лет. Один из богатейших людей Шотландии, лорд Роузбери, организовал избирательную кампанию либералов на американский манер, с мегафонами и транспарантами: в общей сложности было проведено тридцать митингов, в которых приняли участие восемьдесят пять тысяч человек, причем двадцать тысяч из них собралось на одном из самых крупных митингов в Эдинбурге.

Королеву возмущали эти новые «методы янки». По какому праву мистер Г обращается напрямую к нации? Он что, вообразил себя государем? «Я никогда больше не буду иметь дела с мистером Г. У меня не осталось ни капли доверия к нему после его ужасного и вероломного поведения в последние три года», — писала она леди Эли. Она оповестила весь двор, что «никогда не сможет» предложить пост премьер-министра этому «наполовину безумному революционеру, который не замедлит все разрушить, чтобы самому стать диктатором».

Она завидовала его популярности и вела себя столь же предвзято, как и в начале своего царствования. Но теперь она была на стороне консерваторов и их имперской политики. Дизраэли был частично в ответе за этот крен, против которого всегда боролись Альберт и Штокмар. Премьер-министр попросил королеву открыть очередную парламентскую сессию, чтобы оказать поддержку его правительству: «Будет сделано все возможное, чтобы не слишком утруждать Ваше Величество».

В разгар избирательной кампании, в День святого Валентина, Виктория послала ему открытку, на которую он ответил следующим образом: «Ах, как бы он хотел подобно этому юному Валентину с очаровательной картинки, упавшей на него сегодня утром с розового облака, растянуться на солнечном пляже! Валентин, должно быть, мечтает о будущем, мечтает о своих юных возлюбленных... А граф Биконсфилд находится даже не на закате своего существования, а уже в сумерках после заката. Он ведет беспокойную жизнь, полную забот. Однако эта жизнь не лишена романтического очарования, поскольку он посвящает ее служению существу, которое более всего на свете достойно любви».