Королева Виктория

Оксфорду предъявили обвинение в государственном преступлении, и все ожидали, что его повесят. Однако вопреки ожиданиям королевы и лорда Норманби, министра внутренних дел страны, Оксфорда объявили невменяемым и отправили в психиатрическую лечебницу. Многие были возмущены таким решением, а баронесса Лецен вполне резонно заметила, что в поступках этого преступника обнаруживается слишком много расчетливых действий, которые нехарактерны для сумасшедших. Оксфорд находился в лечебнице двадцать семь лет, а потом выразил глубокое раскаяние в содеянном и получил возможность эмигрировать из страны. Когда принц Альберт показал королеве те самые револьверы, из которых несостоявшийся убийца стрелял по королевскому экипажу, она немного подумала, а патом сказала, что «они могли покончить со мной». Эти слова до глубины души возмутили поэтессу Элизабет Барретт, которая с негодованием заявила: «Что за странная мания считать королеву жертвой преступления?»

Очередная попытка «покончить с королевой» была предпринята два года спустя, когда королевская карета проезжала по самому центру Лондона. Принц Альберт рассказывал потом, что первым заметил «небольшого, грязного и болезненного на вид негодяя в возрасте от двадцати шести до тридцати лет; который стоял на тротуаре в изрядно замызганной одежде и помятой шляпе». Когда карета поравнялась с ним, он сделал несколько шагов вперед, прицелился в королеву и нажал на спусковой крючок. Однако выстрела не последовало. Револьвер был либо не заряжен, либо произошла осечка.

В тот вечер принц Альберт специально встретился с премьер-министром сэром Робертом Пилем и обсудил с ним случившееся. Королева была убеждена в том, что мерзавец, которому удалось быстро скрыться в толпе, не оставит своих гнусных помыслов и предпримет еще одну попытку покушения. Именно поэтому она не чувствовала себя в полной безопасности даже в Букингемском дворце. Несмотря на это, было решено, что на следующий день они вместе с принцем еще раз проедут по тому же самому маршруту, чтобы спровоцировать преступника на дальнейшие действия и наконец-то поймать его. На этот раз королевскую карету, помимо гвардейцев, должны были сопровождать два конных офицера, а кучеру было дано строгое указание ехать как можно быстрее и ни в коем случае не останавливаться на дороге. Однако предложение взять с собой фрейлину леди Портман королева сразу же отмела. «Я могу подвергать опасности жизни моих джентльменов, — заявила она, — но ни за что на свете не стану рисковать своими дамами».

Принц Альберт вспоминал позже, что в тот прекрасный вечер 30 мая 1842 г., когда они отправились в свою вторую поездку, ощущение у них было «не из приятных». Разумеется, вокруг королевского дворца и по всему маршруту следования королевской четы были выставлены сотни полицейских в цивильной одежде, но их присутствие казалось совершенно излишним. В дороге ничего страшного не случилось, однако на обратном пути им пришлось немного поволноваться. Королева была права — преступник действительно поджидал их. Он был так близко от нее, что она хорошо слышала металлический щелчок нацеленного на нее револьвера. Преступника тут же схватили и после недолгого расследования осудили на смертную казнь. Этот приговор оказался для него настолько неожиданным, что он упал в обморок прямо в зале суда.

Королева сразу же заявила, что хотя и «очень болезненно» восприняла этот суровый приговор, но все же считает его необходимым в качестве назидания. Правда, во время суда поступило предложение признать преступника невменяемым, но на этот раз для королевы было совершенно ясно, что Джон Фрэнсис, сын бедного плотника, был не столько сумасшедшим, сколько просто хитрым человеком. Вскоре до нее дошли слухи, что этот приговор может быть заменен пожизненной высылкой из страны на том основании, что появились сомнения в его истинных намерениях. Многие следователи утверждали, что его револьвер вообще не был заряжен и не мог причинить королеве никакого вреда.

Королева вынуждена была признать» что «рада такому решению», но все же осталась при своем мнении относительно того, что смертная казнь является гораздо более эффективным средством борьбы с тяжелыми преступлениями, чем высылка из страны. Кстати сказать, такого же мнения придерживался и осужденный ранее Эдуард Оксфорд, который, по слухам, заявил судебному исполнителю, что если бы его повесили, то «больше не было бы никаких покушений на королеву».