— Сожалею, Стокмар, вас не смущает лицезрение моего истинного облика? — спросил демон, всегда интересовавшийся чувствами смертных. Барон Стокмар был привычен к этому, но все-таки. Смертным не предназначалось смотреть на демонов. Это делало их безумными.
— Все нормально, мой господин, — заверил его Стокмар.
— Это так
— У них
— Из-за того, что они наполовину люди, — закричал Леопольд, на секунду выпустив на волю свое собственное лицо, и Стокмар смог ухватить его целиком: желтовато-серая кожа, красные сверкающие глаза, крючковатый нос, заостренные зубы. «Но людей так легко подкупить, барон, — вы сами тому свидетельство. И Конрой, давно перешедший на нашу сторону, хотя он и начинает меня беспокоить».
— Как сказать, может быть, и не все из людей, — вернулся к началу фразы Стокмар, — и даже не все полукровки. Прежде всего имеет значение вопрос, касающийся принца, — способен ли он принять свою судьбу.
— Его судьба — дать мужского потомка трону. Вот и все, — сказал Леопольд, — того, кто продолжит наследственную ветвь Ваала. Пока он не сделает это, его внутренний конфликт должен оставаться его личными проблемами.
— Пока он не сделает, — сказал Стокмар.
— Время покажет, — ответил Леопольд.
В этот момент дверь в комнату открылась, пропуская еще двоих посетителей: они вошли и заняли свои места — герцогиня Кентская, мать королевы и сестра Леопольда, некогда сильный демон наподобие брата, однако с тех пор утративший многое и опиравшийся на своего помощника-смертного, который и был вторым из новоприбывших — сэр Джон Конрой.
Высокомерный выскочка. Леопольд терпеть его не мог.
— Я так понимаю, дела с королевским романом идут неплохо, — сказал Леопольд после обмена приветствиями.
Конрой ответил вместо герцогини. «Царственные голубки чудно воркуют, — сказал он. — Дневник Виктории переполнен амурными переживаниями в адрес принца. Она у него в плену. Влюблена по уши».
— Хорошо, очень хорошо, — кивнул Леопольд. — Когда можно ждать предложения?
— Скорее раньше, чем позже, — сказал Конрой с улыбкой, — ибо есть уверенность, что она намеревается это сделать. Единственным препятствием может быть…
— Мельбурн?
— Вроде бы.
Конрой дернулся, когда Леопольд в раздражении на секунду выпустил наружу свой облик демона, — секундного образа было достаточно, чтобы любого смертного бросить в дрожь.
— Мельбурн подозревает? — спросил Леопольд.
— Если Мельбурн что и подозревает, так это
— На самом деле все не так, — буркнул Стокмар, не испытывавший расположения к другому прислужнику-смертному, впрочем, это было у них взаимно. — Самой восхитительной линией поведения был бы такой результат, если бы в Корпусе защитников не подозревали бы вообще ни о чем. Из-за ваших неумных и беспрестанных попыток усилить свое влияние они насторожились насчет нашего присутствия у них под носом.
— Мы полагали, что медлить не следовало, — сказал Конрой, — герцогиня и я. Мы увидели хорошую возможность.
Герцогиня кивнула и уже собиралась выступить в поддержку своего советника, как Леопольд прошипел:
— Да, мой господин…
— И ты не способен разделаться с ним, хотя прошли уже месяцы, и это создает ситуацию, требующую моего вмешательства, — Леопольд затрясся от гнева. — И это мне не нравится. Не выказывай мне в другой раз неповиновения, Конрой.
Он стал Ферзе, сверкая глазами на Конроя, который судорожно открывал рот, не в силах что-либо сказать.
Леопольд вновь вернулся в свое человеческое обличье.
— Надеюсь ради твоего же блага, — сказал он, — что Виктория вскоре сделает свое предложение.
Когда Конрой с герцогиней ушли, Стокмар повернулся к Леопольду.
— Конрой стал проблемой для нас, — сказал он с нажимом. — Он слишком нетерпелив и чересчур алчен.
— Да, — согласился Леопольд, медленно кивнув головой, — действительно так. Конрой хочет держать факел, который сжигает род людской, и это меня беспокоит. Он не понимает подлинную природу зла, ибо оно коварно, оно умеет подстерегать, и оно имеет привилегию расти медленно, ведь только тогда оно и может праздновать полную победу.
XIV