Это было медленно – все как он и обещал, – и на сей раз за их страстью не скрывалось никакого отчаяния. Они лежали поперек кровати, голодные, жаждущие, каждым касанием удовлетворяя голод и жажду. Она осторожно гладила его лицо: изгиб губ, ресницы, опустившиеся на скулы – и с каждым ее движением его дыхание становилось все более хриплым, а руки все сильнее мяли простыни. Ее спина изгибалась ему навстречу, в голове взрывались снопы искр. Они взлетали куда-то, переплетясь, проникая друг в друга, пока все не охватил небесный огонь. И когда огнем стали они сами, не в силах ждать больше ни мгновенья, больше не осталось ни Эммы, ни Джулиана, а появилось что-то одно, единое, вечное.
Своим сиянием они стали подобны ангелам.
Марк из своей комнаты видел луну, и она мучила его.
Столько ночей он провел в седле, и луна неслась рядом с ними вскачь, словно тоже охотилась в небе. Даже сейчас он еще слышал хохот Кьерана – чистый, заливистый хохот, не ведающий, что такое скорбь.
Хорошо бы услышать его когда-нибудь снова…
Но перед глазами стояла совсем другая картина: темный, почерневший от огня тронный зал и новый Неблагой Король на троне – один, в этом мрачном и жестоком месте. Король разбитых сердец и истерзанных душ на гранитном престоле, медленно стареющий, пока мимо со свистом проносятся эпохи смертной истории.
Он возблагодарил судьбу, когда в комнату тихо проскользнула Кристина в белой пижаме, с распущенными волосами, и свернулась рядом на кровати, уткнувшись лицом ему в шею. Щеки у нее были мокрые.
– Вот так и кончится эта история? – пробормотал он. – О нас троих… и все в итоге несчастны.
– Я люблю тебя, Марк, – она положила голову ему на грудь. – Ужасно думать, что твое сердце разбито, как и мое.
– Я гораздо счастливей, когда ты рядом, – он накрыл ее ладонь своей. – Но все же…
– Но все же у меня есть одна идея, – сказала она. – Возможно, безумная, но может получиться. Возможно, мы его еще увидим… – Взгляд ее темных глаз был решительным. – Но мне нужна твоя помощь.
Он привлек ее к себе и крепко поцеловал. Она расслабилась, приникла к нему – сладкая и густая, как мед, шелковая, как луг, покрытый дикими цветами. Его единственная на свете женщина.
Он вытер слезы с ее щек.
– Моя рука, мое сердце, мой клинок – твои, госпожа. Говори, что делать.
Эмма лежала, положив голову на грудь Джулиана, и слушала, как ее пульс постепенно успокаивается. Покрывало и одеяло каким-то образом покинули кровать и валялись на полу; они сами запутались в простынях. Единственная свободная рука Джулиана лениво перебирала волосы Эммы.
– Полагаю, теперь ты очень собой доволен, – сказала она.
– С чего бы это? – он сонно посмотрел на нее.
Она засмеялась, и от ее дыхания зашевелились мягкие темные завитки его волос.
– Если сам не знаешь, я тебе точно не скажу.
Он улыбнулся.
– Ну, а ты-то как себя чувствуешь?
Она положила руки ему на грудь.
– Счастливой. Ужасно счастливой, и в то же время так, будто я этого не заслужила.
– Почему? – его пальцы замерли у нее в волосах. – Ты заслуживаешь счастья больше всех, кого я знаю.
– Если бы не ты, я бы сделала ужасную вещь. Я бы разрушила узы всех парабатаев на свете. Это принесло бы столько бед…
– Ты была не в себе из-за этого проклятия, – возразил Джулиан. – Не могла мыслить здраво.
– И тем не менее. Я поддалась манипуляциям Королевы. А ведь я прекрасно знала: ей ни до кого нет дела, кроме нее самой. Я знала и все равно позволила ей забраться мне в голову. Я должна была… верить.
– Но ты верила! – воскликнул Джулиан. – Это не значит, что у тебя не может быть сомнений. Это значит, что у тебя есть все, чтобы их преодолеть. – Он погладил ее щеку. – Мы все совершали то, о чем потом жалели. Я жалею, что просил Магнуса навести на меня эти чары. Жалею, что мы не помогли Пеплу. Он же был просто ребенком.
– Знаю, – сказала Эмма. – Мне тоже невыносима мысль, что мы бросили его там. Но будь он здесь… Его бы все время кто-то искал. Еще пара заклинаний из Черной книги, и он станет таким могущественным, что все захотят использовать его в своих интересах. Вообще все!
– Хорошо, что не осталось никакой Черной книги. Некоторое время она множилась, словно гидра с ее головами, и, боюсь, я тоже приложил к этому руку. И еще я жалею, что убил Дейна Ларкспира.
Он криво улыбнулся.
– Он собирался нас убить, – напомнила Эмма. – Ты сделал то, что должен был.
– Вот она, кровожадная девица, которую я знаю и люблю! Не знаю, смогу ли я когда-нибудь искупить вину за убийство Дейна… Но верю, ты поможешь мне с этим разобраться.
– Я верю, что ты заслуживаешь быть счастливым, – сказала она. – Ты – самый храбрый и любящий человек на свете.
– А я верю, что счастливой заслуживаешь быть ты, – ответил Джулиан. – Давай я буду верить в тебя, а ты в меня? Будем верить друг в друга.
Эмма бросила взгляд на окно: небо уже дышало первыми проблесками зари, позолотившей кончики волос и ресниц Джулиана. Близилось утро.
– Тебе обязательно возвращаться к себе в комнату? – прошептала она.
– Нет, – улыбнулся он. – Теперь нам больше не нужно лгать или притворяться. И никогда больше не придется.