Королева Жанна. Книги 1-3

«Трудно понять — сон или явь эта Генуя, странный город, стоящий каким-то чудом словно бы на самом ребре земного круга, на том самом месте, где земля кончается, обрываясь в море. Все улицы неудержимо стремятся вниз; дома, башни торчат прямо друг на друге. Кажется, будто не ходишь, а ползаешь, точно муха, по отвесной стене. Глубоко внизу качаются на воде корабельные огни; если хочешь — от Ponta Soprana, северных ворот, можешь спрыгнуть прямо на палубу. Лошадь скачет ровно и мощно; дорога сотрясается, стонет под ударами копыт. Отменная лошадь, превосходное животное, но она уже запарилась, мне горячо сидеть. И снова мечется дорога, и снова стонет и гудит, копыта высекают искры из камней, вперед, вперед, а дороге нет конца И все стоит перед глазами белая обнаженная женщина в столбе света. Она стоит, как мираж, до нее не доскакать, сколько ни погоняй несчастную лошадь. На голове женщины блестит корона, женщина поднимает руку — в руке ее крест Святого Духа с острыми концами, которые мечут колючие лучи. В другой руке у нее шпага, и она говорит мне: „Монашек, не перед кем ломаться. На колени — я жалую тебя маркизом Плеазант за твои Приаповы заслуги“. Я отлично понимаю ее, но готов поклясться, что она говорит по-итальянски. Где пистолет? — нет, черт, это распятие почему-то. „Vade retro Satanás!“[122] — кричу я не своим голосом. „Сюда, сюда“, — говорят мне, подталкивают меня под локти. А, вот, вот он, вот его затылок, вот этот негодяй и предатель. Этот уже не опасен — он разгадан. Я прижимаю дуло пистолета к этому затылку. (А ведь он был не заряжен, вот что смешно.) Человек оборачивается — вместо одного лица у него два: Макгирт и Анчпен, мои люди, они, как две моих тени, следовали за мною в бесконечной скачке через равнины, леса и горные ущелья. „Господа, — говорю я, указывая на обнаженную женщину, — этот замок называется Плеазант, его хозяин — я“. Недурной замок, четыре башенки над золотой кленовой рощей. Кругом поля, а вон там, на холмах — лес, охотничьи угодья. Я никогда не занимался охотой, как подобает сеньору. Боюсь, я не сумею оценить ее прелести. „Вот моя грамота, господа“. Но грамоту взял почему-то полковник Горн. „Принц Отенский убит?! Что за вести смеете вы мне привозить!..“ Женщина в столбе света стала подниматься, а меня что-то тянет вниз, в бездну. „Ты любишь меня все-таки?“ — спросила она. Кого она спросила — неужели меня? Я оборачиваюсь — лицо полковника Горна, играющее скулами. „О, как я буду мстить“, — прошептал Горн. Я сажусь, разуваюсь и на босые ноги навиваю ремни паломнических сандалий. Надо все же признать — она была ужасно бесстыдна. Ей нравилось лежать голой. Кто это говорит? Никого нет. Ах, это я сам подумал, да. А что это, в кулаке, круглое, на цепочке? Серебряный жетон. На нем чернью трезубец — королевский знак. Покажи такой должностному лицу — сразу получаешь свежих лошадей под седлами. До чего же удобно путешествовать с такой вещицей. „Вот, возьмите, Анчпен, — говорю я, — и скачите обратно. Дело сделано, Респиги арестован“.

Это было последнее, кажется, что я сделал. Но почему снова женщина в столбе света? Бог мой, да она рыжая! Это дурной знак. Не приближайся к ней. Рыжий цвет ее волос — это цвет ее души, огонь и ад. Кто это бормочет? Ах, Ланьель, здравствуй, Ланьель. Ты как будто не согласен с этим? Да и я тоже не согласен.

Но разве волосы ее красны,
Как майский мак, или желты, как лютик?
Есть тысяча оттенков рыжизны —
Не все они изменчивы по сути.
Цвет кос ее скорее с бронзой схож,
С металлом благороднейшего сплава,
В нем — не каприз, не прихоть и не ложь,
В нем — постоянства признак величавый.
Но не давай увлечь себя обманом:
Из бронзы ставят статуи тиранам.

Вот именно, тиранам!.. Но ведь она не рыжая, Ланьель, она — золотистая блондинка. Значит, как лютик? Ваше Величество, я ваш верный солдат, ваш преданный вассал, я с радостью положу жизнь за Ваше Величество, с радостью.

Бедняга Анчпен, как приехали, так он свалился. А мне, что, не хочется спать? Ему пора — часа четыре он проспал, а то и больше. „Анчпен, проснитесь, пора“. Что он делает? Почему он протягивает руку и трясет меня за плечо? „Анчпен, вы спите?“ — „Пора, пора, проснитесь“, — говорит Анчпен. Нет, он спятил».

Маркиз де Плеазант наконец разлепил бессмысленные глаза.

— Пора, проснитесь, — говорил полковник Горн, потряхивая его за плечо.

Проснувшись, генуэзцы увидели на перекрестках патрули телогреев и конных виргинских гвардейцев. Глашатаи громко извещали народ, что Джулио Респиги уличен в измене и арестован, а наместником Ее Величества в Генуе назначен маркиз де Плеазант.