— В первый же час — оцепить и занять Мирион Тампль-хофр, Альгрин, замок Герен, Дом мушкетеров, Рыцарскую коллегию арсеналы и казармы. Оцепить и строжайше охранять — строжайше! — Дом без окон, Отель де Бургонь, Биржу, Главную коммерц-коллегию. Не допускать грабежей, поджогов и насилий — за это будем вешать на месте, кто бы ни был уличен. Монастырь Укап, Коллегию Мури и толетский Дом Марии Магдалины — не трогать. Оставим Богу Богово. — Принцепс дрогнул уголками рта. — Сейчас я передам слово принцу Кейлембару, он поставит каждому его задачи. И запомните их крепко! Поход назначаю на завтра. Мне остается сказать только одно, — он поднял руку с листком, — господа, вперед, на Толет!
Поход был назначен на завтра. Накануне вечером Макгирт сказал, твердо глядя в глаза капитану:
— Алеандро, я приглашаю вас в бордель.
Капитан, разумеется, подскочил как ошпаренный:
— Макгирт! Не ожидал от вас такой шутки!
— Капитан, я не шучу. Ну выслушайте меня, Алеандро. Вы извели себя до последнего предела, я же вижу. Я бы и не предлагал вам, но среди девиц нашего фельдфебеля есть одна рыженькая, которая влюблена в вас без памяти…
— Мне-то какое дело до нее! Если я еще не ударил вас, Маркус, то только потому, что уважаю вас!
Маркиз де Плеазант был красен, как школьник.
— Алеандро, — мягко сказал Макгирт, прикасаясь к его плечу, — я не просто уважаю, я люблю вас, как брата, потому и говорю вам так. Послушайтесь меня. Солдату это необходимо — время от времени, — как сон и еда. Я все знаю про вас, Алеандро… — он почтительно склонил голову, — но перед нами дьявольски трудный поход, а вы из нас один обязаны пройти его до конца, до самого Толета. Ну пойдемте. Вам это нужно. Я сам буду охранять вас.
— Черт знает что вы говорите, — бормотал Алеандро. Макгирт своими руками затянул на нем боевой пояс, проверил его пистолеты и застегнул на нем плащ.
— Ну, пошли! — яростно крикнул капитан. — Пошли, черт с вами! Ведите меня туда!
…Когда он спустился из мансарды девушки в темную кухню, пробило одиннадцать: он был точен Макгирт стоял у лестницы, как статуя. Не обменявшись ни единым словом, они вышли. На улице их ждали четверо стрелков.
— Двое впереди, двое сзади, — тихо скомандовал Макгирт.
Капитан шел, распахнув плащ, колет, рубашку, сбив шляпу на затылок. Прав был Макгирт. Девушка на самом деле была влюблена в него до безумия. Она рыдала, целуя его перчатки, плащ, пистолеты, она говорила несвязные слова, она не сводила с него восторженных глаз. Он все-таки (вот уж несносный рыцарь без страха и упрека) сказал ей: «Но я-то тебя не люблю», — но она даже не оскорбилась, она, кажется, просто не поняла его. Нет, нет, поняла, она прекрасно ответила: «Я знаю! Но зато я люблю вас, а вы пришли ко мне, господин капитан! Значит, могу послужить вам, для меня это счастье!..» Славная девушка. Да, послужила она хорошо. Алеандро сладко передернулся, вспоминая ее тело. Это было хорошо, да, хорошо. Прав был Макгирт.
— Спасибо, Маркус, — наконец-то сказал он вслух.
Эти слова покрыл треск выстрела за углом, раздался вопль, затопали убегающие ноги. Макгирт немедленно толкнул Алеандро к стене, прижал, закрыл собой, крикнул стрелкам:
— Смотреть назад! Вы, двое, — за угол!
За углом корчился в агонии священник; в его руке был зажат нож. Стрелки самоотверженно пробежали еще немного вперед. Больше никого не было ни видно, ни слышно.
— Факел, — скомандовал Макгирт. — Дьявольщина, это же мурьян! Чтоб вам всем попередохнуть! И эти тоже…
Он с размаху пнул сапогом умирающего.
— Макгирт, не будьте бесчеловечны. Бедняга уже получил свое. — Капитан был благодушен и склонен к миролюбию. — Интереснее другое: он ждал меня, это понятно, а вот кто пристукнул его?
Макгирт, стиснув пистолеты в обеих руках, смотрел на хрипящего убийцу:
— Он вряд ли что скажет… Но теперь охотников на вас стало вдвое больше — это я вам говорю.
Раненый вдруг выгнулся дугой, и сквозь его сжатые зубы вместе с кровавой пеной вышли слова:
— Предатель… Азнак… пес… Азнак…
Шевалье Азнак (чернявый, коротко стриженный, с черной бородкой) стоял перед калогером Марвы.
— Барон, они не выполнили приказа коннетабля. Я своими глазами видел, как они свернули на юго-запад, к Толету…
Барон Нагронский старательно изобразил гнев:
— Да как они посмели! Измена!.. О, если бы у меня было достаточно военных сил…
— Соизвольте, ваша светлость, написать донесение коннетаблю, — почтительно прервал эту комедию Азнак. — При любом обороте событий у нас будет официальный документ…
— А, документ?.. Яйца Господни! Что мы — дворяне или приказные крысы?
— Несомненно дворяне, ваша светлость… И как таковые, мы обязаны действовать на вящую пользу нашего сюзерена, великого нашего герцога, не одним мечом, но также и бумагой… Итак, я прошу вас написать донесение, сам же поспешу за ними по пятам, как тень…
На другое утро Азнак был уже в лагере «святой дружины», за Уманьярой. Капитан чернорясников, огромный, свирепого вида островитянин, выслушал учтивое приветствие Азнака и неохотно предложил ему садиться.
— Я капитан Дикнет, — буркнул он. — Какое у вас до меня дело?