Графиня обернулась. Перед ней, на коленях, ломая руки, взахлеб рыдала Касильда, ее приближенная фрейлина. Посмотрев на нее, графиня внезапно поняла, поверила, что это не сон. Все это правда.
И сразу страшная слабость свалилась на нее. Графиня опустилась в кресло, вся отяжелевшая, покрытая холодным потом.
— Касильда, иди… Беги, спасайся, — прошептала она с закрытыми глазами. — Я велю, беги.
«Да, они посмели. Значит, это смерть. Но как же они!.. Мы все умрем. Ворота… Демерль… Нет, это невозможно! Как они посмели! А дети? Боже, Боже, мои дети! Нет, я не верю, не верю. Нас они не посмеют тронуть. Не посмеют. О, какие там крики. Кажется, там уже убивают… Нет, это выше моих сил. Я схожу с ума. Поднять руку на графов Демерльских?! Да скорее небо упадет на землю! Мы записаны в Золотой книге, об этом знают все! Открытые ворота… какая подлость…»
— Матушка! Мама!
Графиня открыла глаза. Касильды в комнате не было. Изабелла и Анна рыдали, уткнувшись ей в колени.
«Да, это правда, правда, правда. Они вошли в мой замок, и небо не упало на землю, и все мы умрем. И я, и мои дети.
На все воля Божья».
Графиня Демерль преодолела слабость, встала и положила руки на головы дочерей.
— Дети, — сказала она. — Мы умрем.
— О матушка, мне страшно! Мне страшно! — закатились девушки, цепляясь за ее платье. — Я не хочу! Я не хочу!
— Прошу вас об одном, — сказала графиня, изо всех сил кусая губы. — Сумейте умереть, как подобает женщинам из рода Демерль. Не просите пощады у смердов.
Грохот, выстрелы, крики, женские вопли уже наполнили весь замок. Внезапно какофонию страшных звуков покрыл яростный собачий лай, смешавшийся с конским ржанием, проклятиями и частой пальбой. Графиня стояла неподвижно, а у ног ее рыдали дочери.
За какую-то долю минуты она вся переменилась. Щеки ее запали и нос заострился, точно у покойницы. Только сухие глаза ее горели, и шевелились губы, как будто некая мысль искала выхода.
И вот мысль родилась, оформилась, приняла четкий облик.
— Идемте за мной, — сказала графиня, с силой подымая девушек с пола.
Она отвела их в смежную комнату, бывший кабинет графа. В комнате был старик, весь в черном, с крупной серебряной цепью на груди. Он снимал со стены графские аркебузы.
— Это вы, Элиас? — сказала графиня. — Оставьте нас одних.
— Слушаю, ваша светлость, — поклонился дворецкий. — Я буду защищать двери, сколько смогу.
Он вышел, волоча за собой две аркебузы. Графиня собственноручно замкнула за ним дверь.
— Дети, — торжественно произнесла она. — Я не хочу, чтобы вы попали в руки этих мерзавцев. Господь возбраняет нам самоубийство, но, убитые моей рукой, вы несомненно сподобитесь рая. Вы невинны и чисты. Я за свой поступок заслуживаю ада, но я крепко надеюсь, что мы соединимся в лучшем мире. Ибо здесь, на земле, у меня нет иного пути. Господи! — воскликнула она, воздев глаза, — ты видишь нас! Ты справедлив, а Сын Твой милосерден к мученикам! Дети мои, молитесь.
Девушки в полной прострации опустились на колени. Графиня сняла со стены любимый кинжал покойного мужа. Этот кинжал, она знала, был всегда остро наточен.
Грохот и топот приближались. За дверью выстрелили.
— Открой грудь, Анна. Не бойся, доченька.
— Ма-амочка…
Хрупкая пепельноволосая Анна, обливая слезами руку матери, расстегнула платье. Взгляд графини сделался диким.
— Изабелла, отвернись, — прошипела она без голоса.
Недрогнувшей рукой она ударила лезвием в грудь дочери, прямо под сердце. Анна со страшным криком осела на пол. Графиня выдернула нож, и кровь рванулась фонтаном из раны и изо рта девушки.
В дверь уже колотили.
— Изабелла, теперь ты.
Изабелла повернулась лицом к матери, держа обеими руками раскрытое на груди платье.
— Я молюсь за тебя, мама, — сказала она.
— Спасибо тебе, дочь моя. Прощай. — Графиня привлекла к себе голову старшей дочери и поцеловала ее, одновременно ударив ее кинжалом. Изабелла упала, не вскрикнув.
В ту же секунду упала и ореховая дверь кабинета. Графиня Демерль выпустила из рук окровавленный кинжал и пошла прямо на людей, не видя и не слыша их.
Выскочив из апартаментов графини, демерльский егерь сломя голову кинулся на псарню, понимая, что и это уже поздно. Тем не менее он распахнул воротца и крикнул вожакам своры:
— Кас! Фет! Свим! Взять! Ату их, ату!
Свора вырвалась на двор, точно поток лавы. Псы полетели по прямой на толпу лигеров, которые благодушно лезли в ворота. Началась суматоха и стрельба. Собаки дрались самоотверженно, но на этот раз они имели дело с вооруженным зверем: в несколько минут с ними было покончено, хотя и лигеры понесли потери, и мало кто из них не был покусан. Это довело их ярость до нужного предела.
Выпустив свору, егерь приказал своим псарям:
— Бегите задним ходом, там наши лошади. Скачите в Демерль и скажите: мы погибли все. Пусть за нас отомстят. Ну, скорее же, скорее, скорее!.. Нет, я останусь. Я должен умереть здесь.
Он взял свой мушкет и пошел навстречу голубым сердцам.