Читаем Королевская аллея полностью

— И еще у нас к вам просьба, — сказала нимфа Вишневые Губки, снова сменившая гнев на милость. — Вы уж походатайствуйте перед ним, если представится такая возможность, чтобы он подписал конверты с пластинками. Мы хотим сохранить их для себя. И обязательно — чтобы среди них было малеровское Adagietto, которым дирижирует Вальтер, с его подписью: о бóльшем ведь и мечтать нельзя…

— …если ты любишь искусство, — дополнила фразу светловолосая фея грампластинок.

— Мы очень постараемся. — Обоим мужчинам вдруг захотелось пожелать себе, чтобы две распространительницы музыки — помимо того, что они регулярно летают в страну музыкальных чудес, — хоть иногда ходили бы купаться на пляж, весело бежали бы сквозь заросли камыша к берегу Унтербахского озера, а молодые люди в это время брызгали бы на них водой…

Господин Фридеман, щелкнув пальцами, подозвал к себе мальчика-лифтера: «Отнеси это в Президентские апартаменты». После того как лифтер помогал переправить наверх громоздкий проигрыватель фирмы «Бунке», для него не составило ни малейшего труда отнести в бельэтаж еще и корзину со звуковыми мирами. Макс выбрал путь по лестнице.

— Вы ведь имеете право находиться поблизости от него!

— Не забудьте попросить его расписаться. Неважно, что это пластинки, а не книги.

— Мы ведь живем именно в музыке.

Стойка рецепции опустела. Только портье еще насладился удовольствием пропустить мимо себя два летучих аромата, в полоску и в горошек.

Звуконепроницаемые двери, Тангейзер, электрическое одеяло, пачки писчей бумаги наилучшего качества — на случай, если в отеле родится зачин новеллы, какое-нибудь историческое сообщение или даже начало романа, — всё уже приготовлено. Не хватает теперь только тех, кто этим воспользуется.

— Я уже работаю с дыроколом.

Русский осколок в щеке Оскара Зимера вызывает сильный зуд и, видимо, движется к уху. Только не чесать! Со времен сотворения мира расчесывание еще никому не помогло. Главный гость будет доволен апартаментами. Помимо замечательно затемняемой спальни, к ним относятся большой и более интимный салон. Директор Мерк специально распорядился, чтобы в случае, если возникнет такой вопрос, спрошенный, немного гнусавя (маскируя тем самым свою ложь), ответил: мол, апартаменты получили название в честь президента Хойса. Упоминания рейхспрезидента фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга, который однажды переночевал там и в честь которого, собственно, апартаменты и были названы, лучше, по возможности, избегать. Всё, что намекает на гибель Веймарской республики и, значит, на Гинденбурга (тогда уже старика), назначившего небезызвестного богемского ефрейтора рейхсканцлером, может расстроить именитого гостя, который в результате этой акции вынужден был покинуть родину почти на двадцать лет… Итак, обновленные «апартаменты Хойса» предлагают всяческий комфорт: бар, белый телефонный аппарат, биде и, чтобы можно было глотнуть свежего воздуха, — стеклянные двери, выходящие на балюстраду. Другие апартаменты названы в честь ближайших или более отдаленных дворцовых комплексов: Бенрат, Егерхоф, Аугустусбург. Супруги будут спать раздельно, но стена к стене. Правда, в «Бенрате» только один маленький салон. Однако и там супруга писателя — которая, по слухам, ведет все дела и исполняет функцию председателя семейного совета — сможет в любое время принимать посетителей, диктовать письма, отдыхать в шезлонге. Поскольку эта дама, происходящая из богатой еврейской семьи, в годы изгнания занималась почти исключительно тем, что обустраивалась на различных виллах — и на протяжении многих лет вместе со своими родными даже жила по соседству от Альберта Эйнштейна, — директор отеля «Брайденбахер хоф» решил, по крайней мере, облагородить декор апартаментов «Бенрат». Пожелтевшие гравюры с пастушескими идиллиями были заменены на более соответствующие моменту писанные маслом картины, изображающие дворец в стиле рококо пред воротами Дюссельдорфа{50}. Этим давно уже стоило озаботиться.

Подлинный люкс!

Кухня отеля, в свою очередь, тоже подготовилась ко всяческому ублажению желудка, какое только можно помыслить. Белые трюфели достать не удалось. Зато черные, или перигорские, шеф-повар получил в достаточном для послевоенных лет количестве, через своего коллегу из Люксембурга. Пумперникель{51} — чистое наслаждение! — само собой, тоже запасли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза