Читаем Королевская аллея полностью

— И ты там платить одну цену, в восточных или западных марках, за шницель или сардельки. К сожалению, каждый раз всё дочиста съедается за восточные марки. Митропа{139} в растерянности.

— Еще что-то?

— В Гарвардском университете новые доктора. С новым титулом. Now you can become Dr. Roboter. That seems to be a very modern degree in sciences. You get it for catchy calculations[23].

— I won’t get it. I don’t aspire to it.[24] — Хойзер, засопев, дал понять, что хотел бы вернуться к собственному чтению. Он взял с кровати еще одну подушку, потому что край туалетного столика впивался ему в икры. Для такого отдыха очень кстати пришлась золотистая пижамная куртка, шелк которой, в зависимости от погоды, немножко холодил или, наоборот, согревал. Клаус провел рукой по волосам и перевернул страницу. Погрузившись в чтение, он не заметил, что Анвар встал, потянулся и без тени смущения заговорил в телефонную трубку:

— Пож-жалуста, чай в номер 600 и some cake[25]. Да, в шестьсот или в шестьсот один. Для два человека. Merci beaucoup[26].

— Они еще никогда не носили пирожные на шестой этаж.

— Это ведь отель, — удивился его друг.

— Обслуживание в Германии несколько отличается от того, к чему ты привык дома. Так что прошу, без самоуправства.

— Ах, брюзга! — отмахнулся от него Анвар, любимым способом, и, послюнявив палец, пригладил иссиня-черные брови.

Продолжение не заставило себя ждать: в дверь постучали. Только в какую из двух дверей? После приглашения «Войдите!» послышались шаги в 600 номере. Но кельнер, вместо того чтобы сразу пройти, с подносом и всем заказанным, к гостям, целую минуту недоуменно разглядывал потемневший прямоугольник на полу — там, где еще прошлой ночью стояла кровать. Клаус Хойзер сперва хотел объяснить, что его спутнику два сдвинутых матраца понадобились для экзотических гимнастических упражнений; но потом решил вообще не комментировать осуществленную ими незначительную перестановку мебели. Кельнера звали Крепке: это имя было вышито красным на нагрудном кармане его белой куртки. Справившись с начальным недоумением, господин Крепке заметно повеселел:

— Ароматный дарджилинг и несколько птифуров.

— Просто поставьте на стол.

— Если позволите мне заметить… (А почему бы и не позволить — седому служащему отеля, который наверняка содержит жену и детей?)… на нижних этажах и в апартаментах обслуживание, конечно, круглосуточное. Особенно если речь идет о таких взыскательных персонах, с какими мы имеем дело сейчас. Он ведь нобелевский лауреат, открою вам нашу тайну.

— Разумеется: в «Брайденбахер хоф» всегда останавливались знаменитости, — поддакнул Клаус Хойзер, хотя в данный момент и не испытывал жгучего интереса к отмеченным этой наградой ведущим физикам и корифеям лабораторной работы.

— Однако отель, — продолжил кельнер, — подтверждает свой высокий ранг лишь в том случае, если и по глазам постояльцев, живущих под коньком крыши, служащие догадываются чуть ли не о каждом испытываемом ими желании… Миндальные пирожные с малиновым конфитюром, à la Ritz, — фирменное блюдо нашей кондитерской. Надеюсь, вы будете довольны. Желаю приятного чаепития. — Господин Крепке увидел полную пепельницу, забрал ее и заменил на новую, которую извлек из кармана куртки. — Может, вы пожелаете зарезервировать столик для ужина?

— Спасибо.

— Тогда опять наберите номер 110.

— Мы предпочитаем дрейфовать по течению.

— Прекрасно. Этого каждый себе желает. (Последнее утверждение — со стороны человека, принесшего чай — звучало как-то уж чересчур приватно.) От вечернего солнца можно отгородиться маркизой. Управляющий ею маленький механизм спрятан за откидной досочкой.

Господин Крепке очень тактично принял чаевые, хотя по лицу его не читалось, что он одарен особой утонченностью чувств; и затем этот высоко-мотивированный служащий покинул мансардное помещение, на сей раз воспользовавшись дверью 601 номера.

— Ну вот, — прокомментировал Анвар. — Ееп zeer aangename man, opmerkelijk[27]. — Взяв чашку чая, он снова присел на кровать и надкусил малиновое пирожное. — Что мы делаем вечером? К твои родители?

— Все же это очень странно, — бормотал Клаус Хойзер, склонившись над тоненькой книжечкой, которую приобрел в магазине Гансефорта, когда-то очень давно торговавшего и школьными букварями. — История разыгрывается в Дюссельдорфе.

Анвар внезапно принял такой вид, будто его что-то неприятно поразило, подействовало на него угнетающе. Теперь, когда он из бесконечной дали впервые приехал на Рейн, совсем не обязательно, чтобы в его жизнь тут же вторгалась вторая неведомая ему история. Плакат с рекламой фильма уже заключал в себе некую угрозу.

— Почему не в Майнце, не в Штутгарте? — Клаус тоже был заметно раздражен и лишь отхлебнул чай.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное