Королевская аллея

— Здесь когда-то был городской вал, — объясняет Клаус. — Наполеон, ну, ты помнишь (и он на мгновение застыл в статуарной позе, спрятав согнутую руку под отворот пальто), распорядился, чтобы все валы сравняли с землей. Когда прусский король пятьдесят лет спустя проезжал здесь на коне, его закидали лошадиными яблоками^{77}… «Яблоками», которые роняет лошадь…

— Я не дурак.

— И чтобы как-то загладить нанесенную королю обиду, городской совет переименовал Новую аллею в Королевскую. Собственно, это было сделано из подхалимства и трусости, но звучит хорошо… По воскресеньям Мира и Вернер иногда угощали меня здесь мороженым, в Caf'e Bittner. А вон там напротив (и он указал на здание редакции какой-то газеты) я в 1935 году прочел в витрине анонс компании «Шлипер-импорт», такое запоминается наизусть: Заокеанские вакансии. Для образованного, обладающего твердым характером коммерсанта, 24–28 лет, порядочного и самостоятельного, с хорошим здоровьем и приятной внешностью, предлагается перспективное место. Заявки, с приложением биографических данных и фотографии, принимаются в главном офисе конторы. И я (Клаус схватился рукой за лоб, как будто не мог понять тогдашней своей решимости) нанялся на корабль торгового флота в Бремене. Чтобы обеспечить себе бесплатный рейс до Суматры. Длинное и жаркое путешествие через Средиземное море, Аденский залив, вокруг Индии… Всё это было для меня настолько новым, что я оставался совершенно спокойным. Знаешь, что я сделал прежде всего, когда сошел на берег в гавани Белавана? Я заказал себе, воспользовавшись словарем, лимонад. Casi satoe ajer-tjeroek.

Анвар пожал ему руку.

— Ты в то время еще подметал террасу в доме Буманов.

— Mevrouw была корректная, но слишком влюбленная в меня.

— Ну вот, и потом для меня началась Азия. Жалование в три раза выше, чем здесь. Но постоянный риск, что, если наделаешь грубых ошибок, тебя отошлют домой. Тепло, море, сады и леса, прогулки верхом — мягкой рысью — околдовали меня. Несколько часов в день, которые я проводил в конторе, не были столь уж обременительными. Моя тоска по дому развеялась. Месяц за месяцем пролетали незаметно. Никакого сравнения с Золингеном^{78}, где в конторе братьев Вейерсберг^{79} приходилось работать, не поднимая головы, под настольной лампой. Такого тупоумия, в качестве перспективы на целую жизнь, я не вынес… Чтобы посещать торговых агентов в Паюнге^{80} и Форт-де-Коке, я выправил себе водительское удостоверение. В кабриолете под пальмами… А здесь тем временем (и Клаус окинул взглядом Кёнигсаллее, «Кё») маршировали штурмовики. Мне нравилось поло: красивые кони, элегантные всадники — и как они длинными клюшками забивают мяч в ворота. Никаких проблем, если не считать моих нервов. Как бы то ни было, ездить верхом я учился… Итак, в тот день, когда «Эмден» встал у причала, я вселился в отель Centraal.

Яванец опустил чемодан на землю.

— Еще прежде я стал желанным для дам танцевальным партнером. Ach, Mijnheer Henser, nog ееп lekker rondje foxtrot?[11] Помнишь, как ты раздобыл для меня початую бутылку шампанского?

Если возможно, чтобы взрослый темнокожий мужчина покраснел, то это случилось сейчас, на Королевской аллее.

— Твоя шавка сведет меня с ума! — Какая-то женщина вырывала свою сумочку у колли, решившей, видно, прокусить это изделие насквозь. «Фу, Парсифаль!» — распорядился спутник женщины.

Кинотеатр «Аполлон» размашисто и пестро рекламировал ближайшие сеансы. Самым трогательным выглядел плакат фильма «Цветочница Ресли»^{81}, на котором светловолосая девочка протягивала пожилой даме букет алых роз. Размашистая надпись «Кристина Кауфман» относилась, вероятно, к вундеркинду-кинозвезде. Глаза Анвара задержались на рекламе другого фильма, «Пламя над Дальним Востоком»^{82}: это скорее могло бы его заинтересовать, ведь благодаря Грегори Пеку в кино стали показывать и Азию. Клаус Хойзер подошел поближе к витринному ящику и наклонился к нему, рассматривая фотографии кадров из какого-то фильма. Молодая всадница в длинном платье, сидящая в дамском седле… мужчина в военной форме… сцена бала, где они вместе танцуют. На голове у красавицы диадема, блестящую пару обступили придворные.

— Тридцать две недели в прокате, — прочитал вслух Клаус. — Рут Лойверик, Дитер Борше^{83}. Не знаю их… Странно, что такой экранизации не сделали раньше. На это мы с тобой можем сходить.

— «Королевское высочество»^{84}, — с трудом расшифровал Анвар название фильма. — По роману Томаса Манна, — прочитал он.