Близкое к дворянству и большей своей частью входящее в это сословие офицерство — а многие офицеры были придворными особ королевской крови — многозначительно пополнило ряд протестантов первого поколения. И до того, как парламентам Тулузы и Бордо пришлось подвергнуться «самоочищению» и стать твердой опорой жесткого католицизма, в них было внушительное гугенотское меньшинство. В случае необходимости оно могло застопорить или «саботировать» репрессивные меры против протестантов. К тому же и президиальные суды (новые гражданские и уголовные суды, учрежденные Генрихом II), не будучи уверенными в прочности своего положения перед лицом господствующих парламентских сил, зачастую переходили со всеми своими присными в стан «новой религии», как это было в Ниме, Безье, Сенте… Лиценциаты, доктора и в особенности адвокаты — чаще всего это купеческие сыновья и к тому же сами состоятельные, образованные, готовые со своей социальной ступени шагнуть в дворянское сословие, — выдвигают из своей среды, если верить глубоким исследованиям Жанин Гаррисон, целую армию протестантских пасторов. А на юге судьи и другие должностные лица, составляющие муниципальную олигархическую верхушку, которая держит в своих руках все рычаги власти на местах, способны обеспечить надежное прикрытие кальвинистам от преследований со стороны королевской и церковной власти. И действительно, зачастую движимые побуждениями, обычно свойственными элите, они благоприятствуют распространению новых идей. Так, в Памье в 1556 году они запретили появляться в городе иезуитам, которые были для них «сборищем неприятных и назойливых личностей». Нотариусы, секретари судов и прочий судейский люд, «те, кто носил или мантию, или кафтан», не обладали серьезным интеллектуальным багажом. В южных провинциях их было множество, и даже не имея университетского образования, они достаточно хорошо владели французским языком, хотя, конечно, не без примеси окситанского. Они легко переходят в женевскую веру. В деревнях Лангедока, особенно в районе Севенн, к 1560 году гугенотское ядро состоит, как правило, из местного сеньора, писаря, деревенского судьи, приходского священника-«отступника» и нескольких ремесленников и земледельцев.
Если мы рассмотрим теперь то, что происходило в среде поучающих и поучаемых, или — говоря языком того времени — регентов-наставников и школяров, то обнаружим здесь гораздо более яркую и контрастную картину. В самой середине века тут кипели протестантские страсти. Кипели они, хотя и с несколько меньшей силой, среди книготорговцев и печатников. Правда, после 1560 года настроения здесь меняются. Сыграли ли при этом свою роль репрессивные меры или же стали более эффективными пропагандистские усилия римской Церкви? Во всяком случае, добрая часть университетского люда — этого, по нелестному определению Мишле, «самоуправного сборища педантов» — переходит (или просто возвращается) к неокатолицизму быстро набирающей силу антиреформационной волны. Крупные и мелкие торговцы, а они в Монпелье, как и в Бордо, большей частью евреи или мараны[95]
, относятся к «ереси» более чем сочувственно. Однако у богатейших негоциантов, занимавшихся торговыми сделками международного масштаба, это сочувствие принимало весьма осторожные формы, поскольку их коммерция при таком размахе становилась уязвимой в условиях, когда рвались торговые связи, когда купцов бросали в тюрьмы и им приходилось иметь дело со многими другими тяжкими последствиями религиозных столкновений и гражданских войн. Что же касается ремесленников — сапожников, кожевников с их вечно грязными руками, текстильщиков, мастеров по работе с металлом и в несколько меньшей степени мясников, булочников и прочих изготовителей съестного, то именно они составляют основную массу адептов реформационной религии. И более того, из них формируются многочисленные отряды главного прибежища гугенотов: с котомкой инструментов за плечами, составляющих весь капитал ремесленника, они легко добираются до Саутгемптона или Женевы, чтобы укрыться от преследований со стороны противников кальвинизма. Они обычно молоды, немного более образованны, чем их старшие товарищи, и к тому же более мобильны. В руках протестантских пасторов они являются человеческим материалом для создания армии борцов за новую веру.