Одновременно открытая и авторитарная монархия в период начала правления династии Бурбонов двулика: в практическом осуществлении власти и особенно в теориях ad hoc
известных юристов система добродушного Генриха IV уже предвещает систему Людовика XIV. Не заходя так далеко вперед, отметим: режим предрасположен в случае необходимости к жестким решениям. Они будут превалировать в течение 15, а то и 20 лет после удара кинжалом Равальяка, 15-20 лет после смертельного обрыва периода благотворной оттепели, которую олицетворял Генрих IV. Они будут проявляться через утверждение противоречивых и сосуществующих тенденций: антигугенотской… и антииспанской. Борьба будет вестись на два фронта: против протестантов в Ла-Рошели и против Габсбургов. Это повлечет за собой (в конце концов, в продолжение некоторых намерений Генриха IV) тщательно взвешенный или навязанный выбор политики войны, основанной на чрезмерном повышении налогов. Все это разворачивается в дальнейшем и последовательно на более или менее постоянном фоне частых кризисов, нищеты и роста смертности простого народа, повторяющихся экономических трудностей и, как следствие, восстаний простого народа. Процветание, достигнутое при Генрихе, даже идеализированное ретроспективно, с ностальгией, будет отныне недостижимо. Всё, исчезла «курица в горшке»! За эту чрезвычайно высокую цену во времена министров-кардиналов «раздуваются» французское величие, династическая слава и продолжающийся экономический рост, ускоренный интегрирующим, цивилизаторским, централизующим государством. Столь большая цена, даже за такие высокие ставки, не всем на пользу. Понятно, что a posteriori выкристаллизуется позолоченная легенда о добром Генрихе, предшественнике грозного Ришелье, так же как ранее расцвела позолоченная легенда о Людовике XII после сокрушительного Людовика XI. Таким способом, наряду с другими, подчеркивается преемственность, которая идет от Валуа, во всяком случае, от некоторых из них, к первому Бурбону. У этих разных королей (а также у двух регентш — Анны де Боже и Екатерины Медичи) постоянно проявляется некая политика открытости; исключение тем не менее составляют Людовик XI, Франциск I в конце своего правления и Генрих II. В противовес этому отмечается также с подъемами и спадами неуклонное возрастание потребностей в создании и росте государства, которое должно управлять юстицией, финансами, всем, что связано с войнами. Генрих IV нашел эти требования в «свадебной корзине с французской короной». Он приступает к их решительному и быстрому осуществлению, опираясь на новую идеологию суверенной верховной власти (Боден, Луазо…). После перемен в период второго регентства Медичи[146] ставший совершеннолетним Людовик XIII и особенно кардинал Ришелье придадут этому развитию резкий импульс, одновременно фискальный, католический, галликанский, административный, военный. Этот импульс приведет к усилению государства и его окончательному переходу к высшей мощи (полному абсолютизму).В течение полутора веков неоднократное осуществление гибкой стратегии открытости проходит через трудный период религиозного сосуществования по согласию или по принуждению; оно проходит также через подъем должностной чиновничьей службы, разделение светских и духовных путей, использование в некоторых случаях старых представительных учреждений, таких как Генеральные и провинциальные штаты. Процесс усиления государства требует постепенного повышения объема налоговых сборов и роста численности вооруженных сил, но еще больше — более совершенной, усложненной системы разделения полномочий центральной и региональной власти. Дороги этой первой модернизации не были ни усыпаны, ни обсажены розами, начиная с Перонна и Павии; шум, ярость и глупость во всей этой эпохе, особенно с 1560 по 1598 год, занимают столько же, если не больше места, чем всепрощенчество и дух беспрерывного движения к прогрессу.
XIV. НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ
Остается теперь рассмотреть эволюцию нации, точнее — национальной идеи. Два среза, итоги двух периодов: первого, завершившегося к 1460-1500 годам, и второго, закончившегося к 1600-1610 годам, дают возможность провести в точных рамках хронологии настоящей книги сравнительные размышления об этих двух периодах, окончание которых отделено друг от друга почти целым веком.