Центральной проблемой была бургундская, которая будет решена силовым путем лишь в конце 16-летнего правления Людовика XI. Бургундские земли были выделены Иоанном Добрым в 1361 году в пользу своего младшего сына Филиппа Смелого. Это могло бы создать в крайнем случае лишь «франко-французскую» проблему — простой спор между золотолилейным сувереном и его дижонскими кузенами, теоретически подчиненными его персоне как королю Валуа. Однако наследники Филиппа Смелого до крайности запутали дело, расширив свои домены (за счет ловко задуманных браков) вплоть до нидерландских территорий и южных провинций Голландии, где были распространены романские языки: Льеж, Намюр… Таким образом они установили контроль над одним из двух главных центров торгового капитализма — антверпенским полюсом (второй полюс — североитальянские земли, за которые будет бороться Людовик XII). «Бургундская» цивилизация — полуфламандская, полуфранкофонская — утвердилась в XV веке со своими частично централизованными институтами, зачастую скопированными с институтов Валуа: Большой совет, Парламент, Генеральные штаты. Сохранялось влияние и романского права. Утонченный стиль жизни «бургундского» двора послужит образцом для католической Европы, зачарованной золотым руном. Появление этой цивилизации сопровождается расцветом культуры. Она воплощается в трудах историков Шастеллена и Монстреле, в скульптуре Слутера и монастыря Шампмоля, в живописи Ван Эйка («Мистический агнец») и Ван дер Вейдена. Было ли это сформировавшееся государственное образование, где виноделы Бургундии, как отделившиеся от Франции ветви соседствовали с купцами Брюгге на подступах безграничной Германии, жизнеспособным? Могло ли оно составить ядро Лотарингии — посредника между латинянами и германцами? Этого не произошло.
Последующие пять столетий покажут, что государственные образования (за исключением Швейцарии, Лотарингии и Бельгии) будут формироваться на лингвистически различных горных склонах — романском или немецком, идет ли речь о Франции или Савойе, Голландии или Баварии, или просто об Империи[36]
. Таким образом, Людовику XI, амбициям территориальной монархии, базировавшейся на франкофонской элите, был брошен вызов — создание смешанного государства. При этом у Валуа сохранялись значительные шансы на победу. И эти шансы не были упущены.В более широком смысле, с концептуальной точки зрения, гражданская война, так называемая война Лиги общественного блага, которая была развязана против Людовика XI в 1465 году, предоставила возможность выбора: или объединяющая монархия с созданием в будущем централизованного государства, или растрескавшееся зеркало мелких княжеств[37]
. Общественное благо — аристотелевское понятие, которое на первый план выдвигает интерес «политического тела», но воинственные заговорщики 1465 года понимали это «тело» буквально как собрание частиц королевской крови, каждая из которых защищает свои собственные интересы под пресловутым (и порой искренне уважаемым) флагом всеобщего интереса. Этот бунт выдвинул на авансцену и такую бесцветную личность, как Карл — младший брат Людовика XI. Восставшие провозглашают его своим лидером. А Людовик XI, еще будучи дофином, во время Прагерии (1440 г.) оказался на политической авансцене как сын, взбунтовавшийся против своего отца Карла VII[38]. Аналогичная ситуация сложилась также и в 1465 году, во времена «общественного блага»: те же самые сеньоры, повзрослевшие на 25 лет, руководят новым мятежом. Но на этот раз на высшем уровне не сын выступает против отца, а брат выступает против брата: Карл против Людовика, а не Людовик против Карла. Королевская семья из-за соперничества между представителями разных поколений или между кузенами вплоть до междоусобицы в самой семье будет и при Валуа, и при Бурбонах служить источником войн между главами семейств, некоторые из них при поддержке крупных сеньоров будут выступать и против своего ближайшего родственника, каковым окажется не кто иной, как легитимный суверен. Действия будут приобретать военный или просто протестный характер. Соперничающие идеи и социальные группы будут олицетворяться тем или иным принцем крови. И с этой точки зрения Лига общественного блага — это уже Фронда, или протестные брожения в аристократической и даже династической среде, которые будут возникать вплоть до XVIII века. И только Французская революция положит конец такого рода выступлениям.