Королевская канарейка (СИ)

Покивала, засматриваясь, как он одевается, автоматом раскладывая и развешивая на себе кучу всякого барахла. Это имущество убивца на столе лежало горой, а на нём вроде как и не заметно — нигде ничего не торчит и не топорщится. Вот он оделся, попрыгал — не звякает. Интересно, да.

Зашли ко мне, и, пока я задумчиво глядела на гардероб, мучительно выбирая, что бы надеть, Леголас уже вытащил откуда-то аккуратно сложенные шмотки, которые под меня ещё давно подгоняли. Я иногда думала, куда они делись, и обрадовалась им. Удобнее в лесу в мужской одежде.

Переодевшись и подойдя к дверям, услышала голос Трандуила, холодно, с досадой выговаривавшего принцу:

— Аранен, вы на ногах еле стоите! Каково же должно быть ей! Я ведь просил не усердствовать!

Толкнула дверь:

— Усердствовала я, — и смущённо опустила глаза.

Трандуил помолчал, рассматривая. И, очевидно, роясь в голове. Указал сыну на кровать:

— Приляг, аранен.

Кажется, на «вы» с ним он переходит, только если выказывает недовольство, ага.

Подошёл, вдумчиво провёл руками над принцем. Слегка нахмурился, между бровями пролегла складочка. Встряхнул засиявшими золотым светом кистями и осторожно приложил к животу Леголаса (я смутно припомнила, что это место считается средоточием жизненной силы). При этом не переставая ворчал, что надо быть сдержанней, что он беспокоился, мы ведь даже поесть не пришли, а уж чтобы Блодьювидд ужин пропустила — когда ж такое бывало!

Я молчала, запереживав, хоть и напомнило мне это ворчание анекдотик:

'Молодожёны приехали погостить к бабке в деревню, но как-то увлеклись друг другом и пару дней из комнаты не вылезали. Обеспокоившись, она увещевала:

— Да вы хоть поесть выйдите!

На что молодожёны отвечали:

— Ах, бабушка, мы сыты плодами любви!

В ответ услышали ехидное:

— Ну вы тогда хоть кожуру от плодов этих за окно не выбрасывайте, а то гуси давятся!'

И здесь та же скрытая насмешка, беспокойство… и что-то ещё, не очень хорошее.

Закончив, владыка отошёл от постели. Леголас, поднимаясь, тихо поблагодарил:

— Спасибо, ада.

Трандуил посмотрел на меня:

— Valie, твоя мазь на столике.

С благодарностью кивнула и взяла коробочку.

— Вы в лес собрались?

— Да.

Король мягко посоветовал сыну:

— Езжай один, оставь женщину. Тебе нужен отдых.

Принцу совет не понравился, судя по тому, как он обнял меня за талию и прижал к себе:

— Нет. Сегодня моя, — и увлёк к выходу.

Трандуил только вздохнул вслед.

* * *

Раздумчиво встала перед пустым стойлом Репки.

— Богиня, твоя лошадка в табуне. Ты редко на ней ездишь, так что, если она нужна тебе — предупреждай заранее, чтобы пригнали, — Леголас, положив руку на плечо, потянул дальше, к другим стойлам.

Заседлал выбранного коня. Нагнувшись, легко подхватил меня, усадив перед собой, и выехал из конюшни.

Неподкованные копыта мягко ступали по лесной подстилке. В наступившей летней ночи я не видела почти ничего: листва скрывала даже свет звёзд, только иногда светлячки разбавляли эту тёплую тьму. Слушала, как дышит и позвякивает удилами лошадь, как шумит листва, но не могла услышать дыхания Леголаса, хоть оно и согревало мне шею, и пушок на ней вставал дыбом от якобы случайных, смазанных прикосновений его губ. Тихо дышат бессмертные… вообще тихий народ.

Хоть что-то я увидела, когда из леса мы выехали к речному затону: звёзды и луна отражались в воде, блестящей, как чёрное стекло, да смутно белели цветущие ненюфары.

Очарованно спросила:

— Здесь можно купаться? Сейчас? Или дно полно коряг, а вода пиявок, и лучше любоваться на расстоянии?

— Как истинная богиня, ты любишь купание и… другие удовольствия, — голос принца насмешлив и мечтателен, — здесь пологий берег, твёрдый мелкий песочек и никаких коряг. Вода тепла, как парное молоко, и шелковиста, как твоя кожа… Искупайся, Блодьювидд.

И буднично добавил:

— А комарьё и пиявок я магией разогнал. Совсем простое заклинание.

Соскочил с лошади и меня снял.

— Раздевайся, я заберу одежду, чтобы не отсырела на песке.

Разделась, странно чувствуя себя под его взглядом — смотрит, как будто не видел голой до этого.

— Блодьювидд, твоё тело белеет в темноте, как эти лилии… ты прекрасна, прекрасна, прекрасна, — и, бросив повод, начал лихорадочно целовать в шею и плечи.

Упираясь руками ему в грудь, всхлипывала и просила прекратить — занятия известно чем сейчас не слишком полезны для нас обоих. Леголас отпустил так же внезапно, как и набросился:

— Переживаешь, как бы не довести меня любовью до смерти?

— Да. А потом меня убьёт твой отец.

Фыркнул и сказал с улыбкой в голосе:

— Купайся. Я пока костёр разведу.

Вода действительно была тепла и шелковиста, и так хороша, что я не смогла купаться тихо-прилично и булькалась с восторженным хохотом; лягушки, задушевно, с эдакой интимностью поквакивавшие на берегу, озадаченно притихли — распугала я их.

Доплыв до середины плёса, легла на спину и смотрела на звёзды, не находя ни одного знакомого созвездия. Это как-то поубавило веселья, и я тихонько погребла к берегу — на скале, возвышающейся над водой, уже разгорался костёр.